– Никаких следов, – поспешил доложить рябой. – Соседи отказываются базарить о ней, шарахаются от меня.
– Так вот, братцы, поступила информация, что следак Катков жутко въедливый, раскрывает дела как нечего делать. Не найдем ее мы, найдет он, а там и нас повяжут.
– На въедливых следаков пули есть, – вставил Чип.
– Не замахивайся, а то руку и башку отобьют. Короче, прошмонайте весь город, но малявку надо найти, – приказал Туча.
– Как? – с безнадежной интонацией спросил длинный.
– Ищите верзилу, с которым она домой приехала.
– Мы ж рожу его не запомнили, – сказал Чип.
– Но у него примета редкая, вы сами говорили, – напомнил Туча. – Много в городе таких верзил? Нет. Я думаю, когда его встретите, узнаете, он же дрался с вами еще при свете, не можете не узнать. Обойдите спортивные клубы, драться умеют те, кто с этим делом немного знаком или хотя бы спортом занимается. Дейл, что у тебя? – Гоша развел руками. – Обеих найти и стереть, понятно? Кто-то начал делать нашу работу, поэтому нам остается ее продолжить, но в нашем случае удача в скорости, а она, к сожалению, не от нас зависит.
Официантка принесла блюдо с шашлыками, молча поели, больше не касаясь острой темы.
Глава 22
Гоша приехал домой грустный – дальше некуда. Ему-то по городу рыскать незачем, разыскиваемый объект спит на кровати. Ошибся, Неля не спала, а обжигала пальцы на кухне, переворачивая оладьи, похожие на блины, только маленькие. Гоша непритязательный, приготовленную ею бурду ел, не давясь.
– А я знала, что ты скоро придешь, – зачирикала Неля, обняла его, чмокнула и вернулась к плите. – Садись. Последние поджарю…
– Я поел, – опустившись на стул, сказал он.
– В такую рань? Тогда с чаем и вареньем на закуску… – Но, заметив наконец, что он не в духе, а с утра это дурной признак у всех людей, она участливо поинтересовалась: – Что тебя расстроило?
– Убить тебя приказал Туча. И подружку твою.
Внутри у Нели внутренности поменялись местами, сердце скакало где-то внизу, легкие перестали дышать, а все остальное вообще перемешалось. При всем при том Неля держалась первоклассно, села, вынула из пачки сигарету, закурила. И голос, на удивление, звучал ровно, не дрожал:
– Туча… Этот засушенный «сорняк»? Как ты попал к нему?
– Старший брат привел.
– Привел? За ручку, да? Ты что, не знал, чем заниматься будешь?
Гошины зеленовато-карие глаза вовсе не заполнены пустотой, которая так отличает зверюг в человеческой коже. Он смотрел на нее с той откровенной растерянностью, что отличает людей недалеких, этаких заблудших овечек, бредущих за стадом. Впрочем, Неля сама не великого ума, просто у нее есть житейский опыт, да и старше она Гоши лет на пять точно. Жалость заскребла кошачьими лапками с коготками по душе, а Неля думала, что это чувство наших бабушек ей незнакомо, однако…
– Что собираешься делать? – спросила она тоном старшей сестры, но не строгим.
– Никто не знает, что ты у меня. И не узнает.
– А Дана? – Неля не ликовала, услышав почти клятву в верности.
– Если ее найдут, убьют.
– А найдут? – Он пожал плечами. – За что ее хотят убить? И меня за что?
– Не спрашивай.
– Так интересно, за что умереть предстоит.
Он тяжело поднялся, видимо, ему было хреново, так ведь Неле не легче, она помчалась за ним в комнату:
– Послушай, Гоша, зачем тебе хорек вонючий Туча? Что у тебя с ним общего? Он бандит, но ты же не такой. Данка девчонка, а ее хотят убить? А тебя потом куда? Вместе с Тучей? Хотя нет, Туча постарается свалить, а вас подставит, вы сядете, знаю я этих козлов, видела.
– Твоя девчонка, – вскипел Гоша, – стырила кучу бабок, угнала машину с трупом…
– Кто? Данка?!
– Да. Она сдаст всех, меня тоже.
– Я скажу ей, чтобы тебя не сдавала, она меня послушает. Гоша! – Неля применила женский прием, обхватила его шею руками, чтобы быть ближе, чтоб ее запах его дурманил. – Гоша, уйди из этой компании. Твой брат сам сделал выбор, втянул тебя, а ты уйди. Давай сдернем отсюда? Вдвоем?
– А ты потом бросишь меня.
– Ты что! Такого трахальщика я даже на деньги не поменяю. Гоша, тебе в тюрьме делать нечего, а ты влетишь туда на долгие-предолгие годы. Послушай меня. Давай удерем, пока не поздно.
Он принимал поцелуи Нели и молчал. Но ничего, у него сейчас период, когда надо ломать себя, свою жизнь, а это непросто. Он же неплохой парень, спас ей жизнь, значит, не безнадежный. Неля уломает его, потом предупредит Данку.
Дана влетела с лицом полоумной на кухню, зашарила по столу, как слепая, выкрикнув с ужасом:
– Где сто баксов? Галдинских? Где они?
– Доб-брое утро, – не оборачиваясь, сказал Богдан. – Ба… баксы на к-ковре, где ты с… спала.
Дана помчалась в комнату, вернулась успокоенная, с купюрой в руке, влезла на стул, и рассматривала стольник, бросив:
– Кофе есть?
Богдан поставил перед ней кружку, но она сначала положила купюру на стол, разгладила, потом взяла кружку, забыв его поблагодарить. Это уже вошло в привычку: он готовит еду и подает, посуду моет машина, а Дана упорно ищет сокровища, вернее, путь к сокровищам Галдина. Она пила кофе, изучая купюру, хотя видела-перевидела стольников, даже иногда в руках держала, правда, не свои, чужие.
– Почему он хранил эту деньгу отдельно? – рассуждала она вслух. – Одну! Не понимаю. Значит, в ней есть что-то особенное. А что? – Дана поднесла купюру к глазам и повернула ее к свету. – Может, на ней проколоты дырочки, а из дырочек буковки складываются, или знаки, а?.. Однажды я книжку читала, в ней один следопыт обнаружил проколотые дырочки на странице старинной книги, это и был ключ к разгадке. Ничего не вижу. Нет дырочек.
– М… м… маньячка, – беззлобно бросил Богдан. – Ешь.
Дана тыкала вилкой, вяло жевала, а глаза не отводила от купюры.
– Па… пароль нашла? – полюбопытствовал он.
– Нет пока, – вздохнула Дана. – Но это дело времени и техники, я все же кое-чему в институте научилась. Слушай, а тебе не надоело? На работе у плиты, дома у плиты, – отвлеклась она. – Так и самому зажариться можно.
– М… мне н… нравится.
– Такой мужик, и неженатый, – кинула комплимент она, который, в общем-то, ничего не означал. Но Богдан стал ей вроде как родня, привыкла к нему, даже находит его симпатичным, уже непохожим на гориллу.
– Б… благодаря т-т-тебе уже не ж… женюсь.
Взяла, глупая, и напомнила об инциденте с Лилей. Но за это время Дана усвоила на собственном опыте истину: нахальство второе счастье, потому и не смутилась:
