Как бы ей хотелось сейчас с кем-нибудь поговорить, услышать ответный голос товарища, почувствовать рядом его плечо... Она вспомнила про отца.
Не раздумывая, столкнула лодку и взялась за весло.
Она гребла потихоньку – рука еще немножко побаливала, а бензин следовало сохранить – мало ли что ждет впереди...
Черная стена берега нависала над лодкой, такая же неприступная и высокая, как и на той стороне.
Она привязала лодку возле знакомых кустов тальника. На полянке из травы поднимались бело-желтые солнца ромашек и высокие стрелки, усыпанные мелкими розовыми цветами. Зина раньше не встречала таких цветов и не знала, как они называются. Она нарвала их целую охапку и рассыпала у каменной перегородки склепа.
Подкатила сюда же обломок базальта, села на него.
Прислонилась головой к прохладным камням.
– Мне сейчас здорово трудно, папка... так трудно... – она сердито смахнула кулаком навернувшуюся слезу. – Но ты не думай... это пройдет. Просто мне не хочется жить здесь десять лет, а я... я пока ничего не могу сообразить.
Солнце заглядывало в нишу, нагревая белый песок у подножья скалы. Только верх склепа был по-прежнему темен и холоден. Она ласково погладила черный базальт.
– Что бы сделал ты на моем месте?.. Как сообщить, что я здесь?.. У тебя была фляжка, которой ты доверил письмо, свою карту. И она дошла до нас, хотя через десять лет, но дошла. Я бы тоже могла написать письмо. Может, оно дошло бы скорее, чем твое. Но у меня нет фляжки...
Зина вдруг вскочила и больно стукнулась о каменный свод.
– Так мне и надо! – сказала она, потирая ушибленное место. – Какая же я дура. Ведь я могу взять полено... простое полено! Папка, милый папка, не сердись, что я такая бестолковая. Обещаю тебе – я буду умнее... Простoе полено. Как я не сообразила этого раньше?
Кaк Зина ни торопилась обратно, все же она разыскала в кустах брошенный самострел и вспомнила про нож.
Нож следовало забрать. Она заплыла в памятную бухточку и вылезла на песок.
Ночной дождь стер все следы на берегу. Только сломанные ветви шиповника напоминали, как она продиралась через них, полуживая от боли и нервного потрясения. За кустами показалась та самая площадка...
Вот и выступ, за который цеплялись пальцы Грачева.
Нож лежал тут же, на краю обрыва. Темные ржавые пятна покрывали его желобчатое лезвие.
Но это была не ржавчина...
Зине пришлось сделать усилие, чтобы взять нож в руки. Она быстро сбежала к озеру и вымыла его...
Слабые следы пятен так и остались на когда-то чистом, блестящем клинке...
Часть шестая
ОДНА
Когда в доме поселяется женщина
Итак, Зина решила послать на волю "письмо".
В дровах, сложенных возле хижины, она отыскала подходящее сухое сосновое полено. Расколола его, выровняла плоскую сторону.
Эта несложная работа заняла уйму времени: Зина не умела обращаться с топором.
Затем, раскалив в огне золотой наконечник, воткнула в него, вместо ручки, обгорелую заячью косточку и выжгла на плоской стороне: Сообщите в поселок Таежный! нахожусь на озере, на запад от устья Черной 3. Вихорева.
Чтобы выжечь такой телеграфный текст, наконечник пришлось засовывать в горячие угли несколько раз. Но Зина осталась довольна: обугленные буквы хорошо выделялись на белой древесине, их не могло смыть водой.
Чтобы сделать полено еще более заметным, она вколотила посредине золотую стрелу.
Полено стало походить на кораблик, который ребята пускают весной по лужам.
С поленом под мышкой она направилась через лес к "почтовому ящику" руслу подземного стока. Спустив свою "водотелеграмму", проводила ее глазами, пока белые перышки на стреле не затерялись в бурлящей темноте.
Зина понимала, как мало шансов, что ее послание будет замечено людьми: низовья рек, те места, где были найдены труп геолога и фляжка отца, почти не населены.
Но она успокаивала себя тем, что такие "водотелеграммы" можно посылать как угодно часто. Какая-нибудь да попадет на глаза золотоискателям или рыбакам.
К хижине Зина вернулась значительно повеселевшая.
С аппетитом съела суп из копченого зайца, который все же уварился до твердости резиновой подошвы. Брусничный чай с медом и жмыхом показался просто восхитительным – Зина выпила его целый котелок.
Великое дело, когда у человека в трудную минуту появляется малая толика хотя бы самой фантастической надежды...
После завтрака Зина обдумала план дальнейшего освоения первобытного хозяйства, доставшегося в наследство. Соглашаясь с мыслью, что ей придется задержаться в провале на более или менее длительный срок, она решила привести хижину в тот порядок, который должен быть, если в ней живет женщина.
Грачев, как видно, не обращал внимания ни на гигиену, ни тем более на эстетическую сторону своего существования. В избушке было пыльно, грязно и очень неуютно.
Она начала с того, что вынесла из хижины все шкуры, а меховую одежду выхлопала и развесила на кустах.
Наломав березовых прутьев, сделала веник, обмела стены, потолок. Выгребла сор из углов и подняла такую пыль, что несколько раз выбегала из хижины, чтобы прочихаться на свежем воздухе.
Многолетняя копоть накрепко въелась в стены. Соскоблить ее было невозможно – только забелить. Зина не рассчитьшала найти здесь известняк, но его с успехом могла заменить белая глина.
Теплые ключи озера выносили из глубин земли на поверхность беловатый ил. Зина набрала его в берестяное ведро, сделала щетку из сухой травы и выбелила илом стены избушки и потолок.
Пол она засыпала белым кварцевым песком. В избушке сразу стало светлее и от этого как-то просторнее.
За изголовьем лежанки она нашла огниво из обломка ножа и кусок обгоревшего трута. Костер можно было разжечь, как и прежде, от мотора. Но Зина решила испробовать старый дедовский способ. Высечь искру на трут оказалось проще простого. Труднее было превратить крохотную, еле тлевшую искорку на труте в костер.
После многих попыток удалось зажечь ленточку сухой бересты, а от нее и хворост в очаге.
На ужин была уха из сушеной рыбы. Без соли. Она не вызывала никаких вкусовых восторгов, но жаркое из копченого гуттаперчевого зайца оказалось еще хуже. Положение, как всегда, спас брусничный чай со жмыхом и медом.
Чтобы стены избушки быстрее высохли, она затопила на ночь печку, а спать легла в кладовой, постелив прямо на землю охапку заячьих шкурок.
Это была четвертая ночь, проведенная ею в провале.
Свое пятое утро она начала с того, что приготовила очередную "водотелеграмму" и спустила ее в "почтовый ящик". И только после этого принялась за дальнейшее благоустройство.
