– Я сдал золото в банк и этим обеспечил безбедную жизнь своей жены.
– Ты бросил её. Если бы ты её действительно любил, ты не оставил бы её в Америке. Ты бы взял её с собой, в семью своих родителей. Тебе не надо было брать её отсюда.
– Она не хотела здесь оставаться. Я не мог взять её с собой. Моя семья, моя мать и отец не приняли бы её. Она чукчанка, дикарка. От неё пахло шкурами и оленями. Я пожалел, что вывез её. Но она очень просила. Да где тебе это понять!
Они оба молчали. Армагиргын задыхался от злости, горя и унижения. Он сразу вспомнил тот разговор в Петербурге с отцом Лизы капитаном Иосифом Биллингсом.
Наконец Армагиргын сказал:
– Значит, мой народ, мои дети – неумные грязные вонючие дикари, недостойные быть рядом с твоим народом. Эх ты! А твои таньги могут жить здесь, где живём мы? Это мы настоящие люди. Это наши женщины настоящие. Они могут всё. Но сейчас это не важно. Мы не будем продолжать разговор. Я позову Пыткыванну. Посмотрим, что она тебе скажет.
– Армагиргын, я не хочу говорить ей, что я её отец. Я просто хочу на неё посмотреть.
В это время пришёл Кулил.
– Атэ, тебе что-нибудь нужно?
– Да. Позови Пыткыванну.
Кулил ушёл.
– Ты посмотришь Пыткыванну и сразу уйдёшь! Так я сказал.
– Нет, мне надо ещё кое о чём тебя спросить.
– Я пойду в свою семейную ярангу, мне надо встретиться с другом и отдохнуть. Ты будь здесь.
Армагиргын вышел на улицу. Он задыхался, ему было больно и обидно. Свежий воздух его немного оживил. Он постоял, собрался с силами и тихонько побрёл к семейной яранге. В это время навстречу ему шли Кулил и Пыткыванна.
– Пыткыванна, иди одна. А ты, Кулил, помоги мне. – Армагиргын качнулся. Кулил быстро подхватил сухое и лёгкое тело старика и донёс его до семейной яранги. Уложил на шкуры.
– Ну что? Узнал Михаил Геру? – спросил Армагиргын.
– Узнал. Это тот немец, который пригнал самолёт за начальником прииска. Он их встречал в самолёте.
– Иди к Пыткыванне, не оставляй её одну. А я посплю немного.
Тихо зашла Пыткыванна в шаманскую ярангу деда. Зачем ей велели сюда прийти среди ночи? Догорал костёр в чёттагине. Она подошла к жирнику и поправила фитиль. Обернулась и вдруг увидела мужчину. И хотя он был в одежде чукчей, она сразу поняла, что он таньги. Легкий крик обозначил её испуг.
– Не бойся, Пыткыванна. Я ничего плохого тебе не сделаю. Посиди со мной у костра. Расскажи, как живёшь. А я на тебя посмотрю.
Пыткыванна добавила топлива в костёр и села. Незнакомец остался стоять и смотреть на неё.
Внезапно он сказал:
– Туар! Туар, ты не изменилась, только стала немного старше. Столько лет прошло!
– Туар – моя мать, а я Пыткыванна.
– Ты вылитая мать. Только глаза мои.
– У меня твои глаза? – удивлённая Пыткыванна пристально посмотрела на незнакомца. Потом резко встала. Лёгкая дрожь прошла по её телу.
– Значит, ты мой настоящий атэ.
– Да.
– Откуда ты? Зачем сюда пришёл?
– Я хотел тебя видеть.
Пыткыванна сказала:
– Слишком много зим прошло. Это неправда. Прощай! – она тихо вышла. Скрип снега удалился и замер.
Бекер, он же Гера, он же Герхард Мозель, он же… лёг на оленьи шкуры и долго не мог заснуть. Наконец и его сморил сон.
Тихо в полярной ночи стояла маленькая затерявшаяся кучка яранг. Яркие звёзды смотрели на беспредельное пространство тундры, на особенно белый от космического холода снег.
Михаила разбудил Армагиргын.
– Рассказывай, кого ты видел вчера.
– Этот человек встречал нас в самолёте, который улетел вместе с Бергом, его женой и золотом.
– Значит, он не советский.
– Я думаю, он немецкий шпион.
– Вот тебе его рукавица. Можешь ли ты так сильно думать о нём, чтобы узнать, зачем он здесь?
– Попробую. Только мне надо остаться одному.
Армагиргын задёрнул полог и удалился.
Михаил представил себе лицо немца в тот момент, когда увидел его в свете костра в яранге. Появилось ощущение, что он держит его за руку. Потом Михаил мысленно придвинул к себе его лицо и стал глядеть в глаза. Всё, он был там. Он был частичкой света, проникшего в мысли другого человека. Его глазами он смотрел, его мыслями он думал. Он увидел лицо Пыткыванны. Оно было встревоженным и гневным. Затем лицо исчезло. Стало темно. Он закрыл глаза. Дальше мысли были разные, не очень понятные. Потом перед его мысленным взором возник самородок, такой, как они нашли с Лёвой. Потом ещё камни и, наконец, пещера с белыми кварцевыми стенами, золотыми прожилками и широкими полосами жёлтого солнечного металла, сверкающими вкраплениями изумрудов и алмазов. Затем возникло лицо Армагиргына и Пыткыванны. Он бьёт старика по лицу и подносит огонь к его носу, а потом загоняет иголку под ногти. Михаил отпрянул, теперь он не мог игнорировать себя. Он ощутил, что стоит над спящим гостем. И тот мечется во сне и кричит какие-то грозные фразы на немецком языке. Мгновение. Видение исчезло. Он лежал в закрытом пологе, рядом валялась рукавица чужого. Михаил брезгливо отшвырнул её.
– Армагиргын, – позвал Михаил.
Сил подняться у него не было. Армагиргын отдёрнул полог.
– Говори скорее!
– Я сделал всё, что мог.
– Да, я знаю. Я помогал тебе.
– Армагиргын, он, очевидно, когда-то проник в ту пещеру, где ты встретил меня и Лёву. Но я не понял, почему он тогда хочет пытать тебя и Пыткыванну. Ему нужны золото и алмазы. У него в голове тот зал. А потом я видел, какие пытки он вам с Пыткыванной готовит. Он бил тебя по лицу, жёг и загонял иголки под ногти. Не дай бог ему действительно попасться.
– Когда-то давно я понял, что он владеет способностью проникать в мои мысли. Я сам лично был в том зале очень давно. Как раз, когда он разнюхивал всё и промышлял на нашей земле. Это очень древняя пещера и святое для нас место. И ещё прадед моего отца наказывал, никому не показывать это место, ни своим, ни чужим. «Наш маленький мужественный народ погибнет. Придёт много жадных таньги». Так говорил прадед моего отца. Гера не был в том зале, он видел его в моей памяти. Пыткыванна вообще ничего не знает. Знаю я, ты, знает Лёва. Вот почему я забрал вас к себе. Я не хотел, чтобы это знание попало за рубеж.
– Но ещё знает Берг, – напомнил Михаил.
– Я употребил все силы на то, чтобы стереть всё из памяти Берга. К сожалению, мои силы с каждым таким их применением тают. Тебе тоже сейчас надо хорошо отдохнуть. Спи. Я скажу Пыткыванне, чтобы твой полог никто не открывал. Когда проснёшься, она крепко тебя накормит. Тогда у нас будет очень серьёзный разговор.
