– Знаю! – кивнула головой Агафья.
Комендант, сидевший молча за столом все это время, не вытерпел и с усмешкой сказал:
– Ты, Агафья, наверное, каждую кочку вокруг на болотах знаешь, каждую сосенку в тайге!
– Знаю! – ответила Агафья и посмотрела на Талинина: – Я еще в куженке на олене здесь кочевала!
– В какой куженке? – не понял Талинин.
Ефим, улыбаясь, пояснил:
– Люлька берестяная. Завернут ребенка в шкуры, уложат в куженку и завьючат на верхового оленя. Так Агафья с грудничков по тайге кочевала.
– Так же потерять ребенка недолго! – искренне удивился Талинин.
Ефим махнул рукой и спокойно заметил:
– Ну-у, паря, такого не бывает. У них специально олень такой приучен, по всякому месту пройдет, куженку не ворохнет. Не кажный олень под куженкой может ходить!
Агафья, слушая пояснения Ефима, согласно кивала головой.
Комендант тронул тунгуску за руку и с надеждой спросил:
– Если тебе каждая кочка в тайге знакома, поди, и про гарь на Нюрольке знаешь!
Агафья внимательно посмотрела на собеседника:
– Знаю, а тебе зачем?
– Да просто, хотел узнать, сколько ее там и далеко ли она от поселка! – стал объяснять Талинин.
– Бо-ольшая гарь!.. Километров двадцать будет от поселка, – пропела Агафья и лукаво улыбнулась. – Где Ванька Кужелев живет. Ха-ароший мужик!
– Ты что, Кужелева знаешь? – удивился комендант.
– Знаю. Зимой в тайге встретила, – коротко ответила Агафья.
– Может, покажешь дорогу?! – не отставал от нее Талинин.
– Пошто не показать, покажу. Лед на реке пройдет, вода спадет, и покажу!
Талинин нетерпеливо передернул плечами.
Агафья посмотрела на нетерпеливого собеседника и спокойно объяснила:
– Раньше не пройти… Шибко воды весной много, ждать надо!
Талинин согласно кивнул головой и, положив свою руку на девичье запястье, слегка сжал ее:
– Договорились, Агафья! Спадет вода, пойдем с тобой в шестой поселок, а оттуда – на гарь!
– Какой шестой? – спросила Агафья.
– Тот, где Кужелев живет! – в свою очередь улыбнулся Талинин.
– Ладно! – согласилась Агафья.
– Будь спокоен, начальник. Раз Агафья пообещала – сделает! – заверил Ефим коменданта.
Глава 32
Вот и прошумели весенние воды на Васюгане, подняли лед на реке, унесли его вниз по течению, разбросали по безбрежной ливе. Застрявшие на отмелях по берегам, источенные водой и весенним солнцем, обломки льдин постепенно рассыпались, словно трухлявые пни, на грязно-голубые ледяные иглы. Было пасмурно и прохладно. Сырой ветер вольно гулял по реке, вышедшей из берегов, вздымая крутые волны. Волны с глухим шумом набегали на глинистый яр, на котором стоял шестой поселок, ворошили на другой стороне реки густые заросли молодого тальника, залитого водой. Только что распустившиеся изумрудные листья тальника полупрозрачным зеленым туманом низко стелились над свинцовой водой. Зеленый туман причудливо клубился на ветру, словно старался укрыть от непогоды гнущиеся под напором воды и ветра упруго-гибкие ветви кустарника. Низко над водой стремительно пролетали утиные стаи. Скрывшись за густыми зарослями тальника, они с шумом рассаживались по полоям. Их заполошное кряканье и беспрестанный свист разносились далеко вокруг.
Лаврентий Жамов одиноко стоял на берегу, слушая несмолкаемый птичий гам и глухой рокот волн, набегавших на берег. Поеживаясь от сырого холодного ветра, он плотнее запахнул полы телогрейки.
«Вот и дожили до весны! – подумал Жамов, глядя на свинцовые воды Васюгана. – Через месяц и годовщина поселку будет!»
И вслух закончил свою мысль:
– Бежит время, ястри те!
Сзади, со стороны поселка, послышались легкие шаги. Лаврентий оглянулся. Выбирая места посуше на сырой тропе, осторожно шла Танька. Приблизившись к отцу, она с интересом спросила:
– Тятя, а ты че тут делашь?
– Не видишь… дрова рублю! – улыбнулся Жамов.
– Ну-у, тя-тя!
– Да так, Танька, ничего не делаю… Вот думаю стою…
– О чем думаешь? – не переставала расспрашивать отца девчонка.
– Ох и банный лист ты, Танька! – рассмеялся Лаврентий и легонько прижал к себе дочь; и уже медленно, с расстановкой заговорил: – Разве нам с тобой, дочь, не о чем думать? Вот я и думаю, как нам жить дальше! Уж больно жизнь наша походит сейчас на того бедолагу, которого захватила ночь и непогода в тайге. Остановился он и не знает, че делать, сыро кругом, темень наступает… Вот и мечется бедолага, выбирая место для ночлега, собирая сушняк для костра, пока совсем не стемнело. Но стоит только разгореться костру – и место уже не узнать – можно и обогреться, и отдохнуть, и ночь спокойно около огня провести. И нам надо, Танька, быстрее свой костерок разводить…
Он прижимал к себе родного маленького человека, который позволял ему высказать свои сокровенные мысли. Тут и не нужна была толпа: она могла и не понять, чего доброго, и осмеять, да и разуверить в собственных силах. Нет, тут нужна сокровенная беседа с самим собой или с таким маленьким родным человеком, который без оглядки верит тебе и, сам не сознавая того, невольно вливает силы, придает уверенности.
– А тут Нюролька еще… Гарь корчевать надо, язви ее… – продолжал задумчиво говорить Лаврентий.
Танька, захваченная внутренней отрешенностью отца, все плотнее прижималась к нему:
– Тя-ть! – заговорила девчонка. – Зачем на Нюрольке лес корчевать?
– Зачем, говоришь! – усмехнулся Лаврентий. – Вот и я думаю, зачем?! Может надо, а может и не надо. Хоть и говорят, дочка: «Жизнь прожить – не поле перейти!» – я с этим не совсем согласный; че ее усложнять зазря… Ведь не так много и надо человеку, чтобы жить. Жизнь, дочка, это свой дом, где можно отдохнуть, а не обчий барак; это поле, на котором колосится рожь, это мычание скотины в пригоне, плач и смех маленьких детей, брюзжание стариков. Теперь скажи мне, какая у нас будет жизнь, если полей не будет!
Девчонка не раздумывая сразу же ответила:
– Кособокая!
Лаврентий весело рассмеялся:
– Молодец, дочка, лучше и не скажешь… кособокая! – И задумчиво закончил: – Хоть так, хоть этак – все одно кособокая! Вот и выходит, что надо идти на Нюрольку, корчевать гарь и дома строить…
– Тять, и мы тоже!.. – Танька подняла голову.
– Кто это мы?! – с напускной строгостью спросил отец.
– Ну… я, Федька, Ванька! – неуверенно заговорила девчонка и понизила голос, предугадывая ответ отца.
– Нет, Танюшка, останетесь здесь. Тут тоже работы невпроворот!
