– Что это ты?! – Талинин повернулся к напарнику и подозрительно посмотрел на него.
– Да так это, гражданин начальник. Вспомнил, как ребятишки учились читать по букварю; все долдонили: «Мы не рабы. Рабы не мы». Даже не верится, что скоро увижу их. Соскучился по ним я, паря! – просто и проникновенно закончил говорить Щетинин.
– А-а! – неопределенно промычал в ответ комендант и отвернулся.
Подгребая веслом, Александр подогнал обласок к пустынному берегу. Все так же дул промозглый осенний ветер, уныло посвистывая в голых почерневших от сырости ветках прибрежного тальника. Накрапывал дождь. Сырая земля уже не впитывала воду, и дождевые капли копились, собираясь в человеческих следах, понижениях, образуя причудливые лужицы и лужи.
– Пошли, гвардеец, в комендатуру! – расставляя ноги пошире, комендант зашагал по тропинке. Следом за ним, выбирая место посуше, двинулся и Щетинин, забросив свой тощий мешок за спину.
Поселок словно вымер. Пока шли в комендатуру, не повстречали ни одного человека. Кругом полуразрушенные шалаши, почерневшие на земле круги от старых кострищ… В центре поселка стояли три рубленых барака. Полузакопанные в землю, они невысоко возвышались над землей. Два барака были закрыты пологой односкатной крышей, сверху она аккуратно была заложена дерном; у третьего – крыша была еще не доделана.
Против бараков комендант остановился и, оглядывая строительную площадку, коротко похвалил:
– Молодцы, успели к зиме!
Александр внимательно осматривал в беспорядке разбросанные шалаши, стараясь определить, в каком из них живет его семья.
«Разве в этом муравейнике определишь!» – подумал Александр и безнадежно махнул рукой.
Талинин взбежал на крылечко из трех приступок и, открыв дверь, повернулся к попутчику:
– Заходи!
Александр тяжело протопал по ступеням и вошел вслед за комендантом в избу.
В жарко натопленном помещении густо пахло смолой, замешанной на чем-то кислом и затхлом. Против двери у окна стоял стол. Слева и справа от входа вдоль стен – два топчана. На одном топчане, распустив гимнастерку, лежал поселковый комендант. Около стола сидел помощник.
Увидев входившего начальника, Сухов торопливо поднялся, одергивая гимнастерку.
Талинин молча прошел к столу и сел на лавку, словно не замечая вытянувшихся по стойке смирно подчиненных.
– Почему поселок пустой?
– Дак погода… И похороны седни, старика Христораднова хоронят, – оправдывался Сухов.
– Как дела с постройкой бараков? – продолжал расспрашивать Талинин.
– В двух живут, третий – достраиваем! – докладывал поселковый комендант.
– Торопись, вот-вот белые мухи полетят! – Талинин строго посмотрел на Сухова и, показав на своего спутника, топтавшегося около порога, сухо проговорил: – Принимай пополнение. Еще один спецпереселенец – Щетинин Александр Дмитриевич.
– Это че, муж Акулины Щетининой? – Сухов перевел взгляд на стоявшего у порога высокого мужика.
Александр утвердительно кивнул головой и хриплым от волнения голосом нетерпеливо спросил:
– Мои здесь? Они живые?
– А где же им быть! – усмехнулся Сухов и вопросительно посмотрел на Талинина.
– Пусть идет! – разрешил Талинин.
– Иди, Щетинин! – приказал Сухов и тут же пояснил: – Твои в ближнем к реке бараке живут. Щас на похоронах они.
Никто не отводил кладбище в поселке номер шесть, его отвела сама жизнь. Как похоронили первых спецпереселенцев в мелком березняке подальше от жилья, там нашли успокоение и все остальные.
Старика Христораднова пришло провожать все население поселка. На краю могилы лежал гроб, выдолбленный самим стариком из осиновой колоды. Федот Ивашов прибивал гвоздями колотые доски, закрывающие гроб.
– Прощай, Аким Северьяныч, мы выполнили твою волю: похоронить тебя по-хрестьянски!
Мужики разобрали веревки, приподняли гроб с земли и осторожно опустили в могилу. Дмитрий и Михаил, сыновья старика Христораднова, взяли по горсти земли и бросили в могилу. Сырая земля глухо ударилась о крышку гроба. Следом застучала земля, брошенная в могилу остальными провожающими. Зазвенели лопаты… Захлюпали носами, запричитали бабы. Акулина стояла в толпе, держа на руках маленького Костю, оробевший Федька жался к матери. Крапавший с неба дождь сменился снегом. Сверху падали крупные белые хлопья.
Горе и радость на Руси рядышком ходят…
Глава 25
В самом конце октября погода резко переменилась: как-то сразу закончились сырость и слякоть с мокрым снегом, и наступило сухое, с легким морозцем, время. Пообсохли и облегченно выпрямились отяжелевшие от воды и мокрого снега ветки деревьев.
По земле, прихваченной сверху мерзлой корочкой, струилась снежная поземка. Набиваясь под коряжник и неровности, снег образовывал причудливые белые наносы, точно кто-то нарочно прикрыл землю черно-белым лоскутным покрывалом. Все посветлело. Небо раздвинулось и вширь, и ввысь.
Раннее утро. За рекой, на горизонте алела слабая заря. Скрипнула барачная дверь; в темном проеме показалась человеческая фигура.
Иван Кужелев мягко прикрыл за собой дверь. После одуряющей барачной духоты воздух показался особенно свежим и бодрящим. Он энергично помахал руками, разгоняя легкий озноб и остатки сна. Посмотрев на тлевшую за рекой зарю, на высокое чистое небо, Иван негромко проговорил:
– Кажись, и до зимы дожили!
Со стороны реки слышались непрерывный шорох, потрескивание, глухие удары. Иван, вытянув шею, прислушался:
– Пойти на реку, посмотреть, что ли?! – корочка подмерзшей земли вкусно захрустела под тяжелыми мужскими сапогами. Наступив на тонкий ледок, покрывший небольшую лужицу, Иван неожиданно поскользнулся, нелепо размахивая руками, едва удержал равновесие. Он весело рассмеялся:
– Вот, мать твою за ногу! – беззлобно ругнулся мужик. – Чего доброго, и ноги поломать можно! – И уже осторожнее двинулся по натоптанной тропинке на берег реки.
Раздвинув оцепеневшие прибрежные кусты, он вышел на берег и не узнал реку. Еще вчера были только хрустально-звонкие забереги, между которыми лениво катилась плотная черная вода, а сегодня вся река была забита серой движущейся массой. Тонкие льдины с непрерывным шорохом, наползали друг на друга, некоторые из них становились на дыбы, и тогда острые, кристально чистые грани их неожиданно проблескивали драгоценными рубинами в лучах восходящего солнца. Кровавые зайчики, то вспыхивая, то затухая, резвились по всей поверхности движущегося льда. Замерев, Иван залюбовался открывшейся картиной.
На берегу постепенно собрались почти все жители поселка. Звенели детские голоса: это вездесущие мальчишки и девчонки крутились около ледяной кромки. Подходило и взрослое население.
