Так и проторчал он до вечера в кабинете – в поисках выхода из тупика.
26
Самостоятельно Щукин вряд ли вышел бы из него, но утром следующего дня раздался звонок:
– Архип Лукич, это Наташа.
– Рад слышать вас! – воодушевился Щукин, так как понял, что звонит она не просто так. – Неужели вы отыскали Дениса Огарева?
– Представьте себе – да! Сама бы я не отыскала, просто не знала, где еще могут храниться сведения о людях. Обратилась к моей предшественнице, я же говорила вам, она педантичная женщина. Так вот у нее был отдельный шкаф с документами о погибших во время аварий. Она думала, что я его уничтожила, а я даже не знала, где он стоит. Ну, стоит и стоит себе в углу, руки до него пока не доходили…
– Наташенька, золотая моя, скажите, что с Денисом Огаревым? – взмолился Щукин, прерывая девушку.
– Там-то я и нашла его! Но с помощью бывшей заведующей. Она пришла и помогла мне разобраться со шкафом.
– Значит, он погиб?
– Не могу сказать точно.
– Простите, не понимаю. Денис Огарев значится в списке погибших во время аварии, а вы не можете сказать точно?
– Сейчас объясню. Его имя действительно стоит в списках погибших за пятьдесят второй год, но окончательной записи, подтверждающей его смерть, нет. Короче, вообще нет никакой записи, даже «без вести пропал».
– А что бывшая заведующая говорит на этот счет?
– Ой, я не спросила…
– Хорошо, сегодня же приеду, предупредите ее, что я хочу с ней встретиться. Наташенька, спасибо вам огромное.
Это называется – везение! Архип Лукич заметил необъяснимую закономерность: когда упорно ищешь, избрав в той или иной степени правильную дорогу, на пути попадаются люди, помощь которых неоценимо важна. Будто сверхъестественные силы участвуют в расследовании. А может, так оно и есть?
Через час Щукин и Вадик мчались в шахтерский город, а еще два часа спустя Архип Лукич беседовал с бывшей заведующей архивом, женщиной лет шестидесяти, весьма интеллигентной.
– Вообще-то я не в курсе, почему ничего не записано в деле Дениса Огарева, – не обрадовала она Щукина. – Я работала с архивами только с шестидесятого года, но ничего не уничтожала, даже если следовало уничтожить. Думала: мало ли как повернутся события? Вон сейчас многие копаются в архивах, историю заново переписывают.
– С вашей стороны это было разумным решением, – подольстился к ней Щукин. – А у вас есть предположения, почему нет записи? Все же Денис очутился в этих списках.
– Конечно, есть, но они могут оказаться неверными, – ответила она. – Знаете, какой бедлам тогда творился? И это при внешней помпезности. В послевоенные годы на шахтах много работало… как бы это сказать…
– Прямо говорите, – подсказал Щукин. – Заключенных?
– Не совсем так. Относительную свободу эти люди имели, но каждый день утром и вечером должны были прийти на поверку. А жили они в бараках-общежитиях, на личные расходы получали мизер, их кормили в специальной столовой, кормили плохо. В число этих людей входили и уголовники, и политические с мягкой мерой наказания, и другие люди, так или иначе проштрафившиеся перед государством. Работали и обычные люди, эти добровольно лезли в шахту, потому что надо было как-то содержать семью, свободным шахтерам платили до недавних перемен неплохо. Но вот в чем разница: вольнонаемных не посылали на опасные участки. Это позже шахтеры стали работать и на трудных участках, так как там платили очень хорошо, а вот «исправники» работали именно там и практически бесплатно. Теперь поясню, что это такое – опасный участок, хотя под землей безопасных мест не бывает. У нас пласт угля тонкий, иногда всего пятьдесят-семьдесят сантиметров. А теперь представьте, как происходила добыча угля, ведь этот пласт следовало выбрать и продвигаться дальше.
Архип Лукич развел руки в стороны, соображая, что же это за пласт в семьдесят сантиметров.
– Ну… – протянул он. – Трудно представить.
– Добыча производилась вручную, что называется – кайлом, к тому же лежа. Уголь горняки выталкивали ногами, а сами ползли дальше. Учитывая, что оснащение горняков было хуже некуда, аварии случались часто, люди попросту бесследно пропадали.
– Как это – бесследно пропадали? – недоверчиво произнес Вадик, слышавший от старших, что в сталинское время спрятаться было невозможно, везде находили.
– Ну, завалило в шахте человека, а свидетелей не было, – сказала она. – Его искали некоторое время, да и бросали поиски. К «исправникам» вообще относились халатно, за людей не считали, как мне рассказывали. А число аварий и в результате погибших горняков умышленно занижали. Только на участках, где работали вольнонаемные, аварии фиксировались и велись серьезные работы по ликвидации их последствий, сообщалось число погибших, но не всенародно, а в городе. У вольных горняков семьи, жены-дети, которым полагалась пенсия по случаю потери кормильца. А «исправники» – никто, мусор. Высокие показатели – гордость начальников, и, поскольку спрос с них был невелик, особенно при высоких показателях, начальники вели себя соответствующе. План завышали, чтоб выслужиться перед вышестоящим начальством, потом заставляли людей лезть в забой и выполнять надуманный, с потолка взятый план. Оборудование прогнило, рабочий день был увеличен, шахтеры истощены… А в результате – аварии. Только как о них докладывать, когда ты только что на совещании клялся, какой ты отличный руководитель, что у тебя шахтеры живут – как сыр в масле катаются? Крупные аварии еще становились достоянием гласности, а мелкие… Даже количество погибших людей не подсчитывали! Думаю, поэтому о Денисе Огареве ничего и не известно. Был человек, и не стало его. Так кого не стало? Фактически преступника. Если вы просмотрите мой шкаф с документами о погибших, то таких Денисов Огаревых с пробелом в конце найдете много.
– М-да, не утешили, – вздохнул Щукин. – А сбежать он не мог? Прямо из забоя?
– Вполне, – утвердительно кивнула она, но тут же пошла на попятную: – Хотя это из области фантастики. Когда человек спускался в шахту, над его головой не два метра землицы было, а махина в сотню метров! Допустим, ваш Денис вышел на заброшенную шахту, как он оттуда выбрался?
– Ни одного шанса? – сомневался Щукин.
– Шанс всегда существует, но я почему-то в него не очень верю. Может, потому, что никогда не спускалась под землю, а рассказываю вам с чужих слов. Лично у меня шахта ассоциируется с адом, откуда никому не выбраться.
– Живописно описали, – произнес Вадик. – Ну что, Архип Лукич, у нас опять обрыв?
– Скажите, а сейчас остался кто-то в живых из шахтеров, работавших вместе с Огаревыми? – оставил без внимания реплику опера Щукин.
– Наверняка, – ответила она. – Но я никого из них не знаю. Наташа поможет.
– Совершенно верно, – подтвердила Наташа. – Только данные тех лет в компьютер не внесены, некому это делать, а работы… на года! Придется копаться в архивах, выписывать фамилии, потом искать их среди пенсионеров…
