«Тихий Дон» – произведение необычное. Всякий читатель, хорошо знакомый с литературой XIX – начала ХХ в., погружаясь в стихию этого романа, сразу чувствует его обособленность от каких бы то ни было литературных установок или условностей. Прежде всего, общая философия и атмосфера, сама, если можно так выразиться, установка жизни у Шолохова принята в такой суровой форме, какой мы не находим ни у одного из предшествующих классиков мировой литературы. Законы гуманности, бывшие прежде мерилом всех поступков и действий героев, в мире его произведений не действуют, а человеческая личность, хотя и не отвергается совсем, не имеет никакой цены – через нее перешагивают без малейшего колебания.
Еще одно важное отличие «Тихого Дона» кроется в глубоко эпической форме подачи жизненного материала. По словам Брехта, это, в сущности, даже не роман, а необработанная материя. Как если бы вырезали из жизни большой пласт и положили перед читателем: разбирайся сам! Трагедия народа в революцию показана во многом через трагедию семьи Мелеховых. Но наряду с Мелеховым, в романе живут и действуют другие герои, линии которых почти или совсем не связаны с ним. Есть множество вставных, прекрасно выписанных эпизодов, которые исчерпываются в самих себе, не имея связи ни с последующими, ни с предшествовавшими событиями (например, рассказ об изнасиловании Аксиньи ее отцом). Нет, в сущности, и самого сюжета. Другими словами, творение Шолохова представляет собой эпос в самом первозданном, почти мифологическом виде, являет собой тот первородный вид творчества, при котором сказитель, не имея никакой заданной цели, красочно и без разбора описывает все, что ни попадается ему на глаза. Способы организации материала невольно рождают ассоциации с «Илиадой» или «Махабхаратой».
Третья особенность «Тихого Дона» заключается в почти гомеровской беспристрастности изложения. Нет авторских критериев оценки событий, нет меры, по которой меряются герои, вообще не видно работы писателя (который должен был бы, по существующим традициям, подчинить и организовать текучую жизнь). Отсутствие сквозной, заданной идеи для читателя, воспитанного на прежней классической литературе, особенно поразительно. Шолохов, по-видимому, вообще не старается подвести читателя к какой-нибудь окончательной мысли. Единой, на весь роман, правды в «Тихом Доне» нет. Возьмем, к примеру, «любовную линию». Какая любовь «более значима»: запретная и ничему не подвластная или хранящая дом и верность? Читатель, как и сам Мелехов, не в состоянии решить этот вопрос и выбрать между Аксиньей и Натальей. Здесь правда той и другой. Точно так же до конца не выясненным остается главный вопрос романа: кому же следует «отдать предпочтение» – красным или белым? В самом общем виде идея «Тихого Дона», наверно, такая: народ воевал и на стороне красных и на стороне белых, но точку зрения народа как целого вынесли, доказали и объединили собой красные. Это свершившийся факт, а какого-нибудь окончательного ответа на вопрос: «почему случилось так, а не иначе?» – в романе не найти. «Тихий Дон» потому и гениален, что загадочная, противоречивая и трагичная природа русской революции отразилась в нем таковой, какой она и была – во всей своей трагичности, противоречивости и загадочности.
Все это хорошо поняли уже первые читатели «Тихого Дона» и потому восприняли книгу Шолохова неоднозначно. По меркам того времени, неясно выраженная «классовая» направленность произведения являлась не просто художественным недостатком, но чревата была обвинениями в политической неблагонадежности. Шолохову следовало ожидать ударов именно с этой стороны. И действительно, в 1929 г. началась его организованная травля. Комфракция РАППа сурово осудила «Тихий Дон» за «идеализацию кулачества и белогвардейщины». Журнал «Настоящее» напечатал разгромную статью под заголовком «Почему "Тихий Дон" понравился белогвардейцам?» За этими нападками последовали другие. Фадеев, став редактором «Октября», потребовал кардинальной переделки третьей книги романа: хотел выбросить из нее все главы, в которых говорилось о репрессиях красных на Дону, и вообще считал необходимым подбавить «белой» и «красной» краски, дабы ясно было, кто в романе «свой», а кто «враг». Шолохов чувствовал, что дело идет к уничтожению и запрещению «Тихого Дона». В 1931 г. в одном из писем он писал: «У меня убийственное настроение, не было более худшего настроения никогда. Я серьезно боюсь за свою дальнейшую литературную участь. Если за время опубликования "Тихого Дона" против меня сумели создать три крупных дела, и все время вокруг моего имени плелись грязные и темные слухи, то у меня возникает законное опасение: "а что же дальше?" Если я и допишу "Тихий Дон", то не при поддержке проклятых "братьев"-писателей и литературной общественности, а вопреки их стараниям всячески повредить мне. Ну, черт с ними! А я все же допишу "Тихий Дон"! И допишу так, как я его задумал…»
Когда возникли трудности с опубликованием третьей книги, Шолохов обратился за поддержкой к Горькому, и тот в июле 1931 г. организовал в своем доме встречу писателя со Сталиным. Перед этим Сталин прочел рукопись романа. Он ему понравился. И хотя в разговоре с Шолоховым генсек высказал несколько замечаний, он в целом согласился, что «изображение событий в третьей книге "Тихого Дона" работает на революцию». Это сняло все препоны к печатанью. Третья книга появилась в 1932 г. В том же году была напечатана первая книга «Поднятой целины». Так же как и «Тихий Дон», этот роман, повествующий о событиях коллективизации, вышел в свет не без труда. Когда рукопись романа была отправлена в редакции «Октября» и «Правды», начались бесконечные придирки. Хотя «Поднятая целина», вообще говоря, более «красный» роман, чем «Тихий Дон», ортодоксальным его назвать ни в коей мере нельзя. Едва ли не каждая сцена рождала вопросы и наводила на размышления. Жестокие и неоднозначные главы, посвященные раскулачиванию, особенно смущали редакторов. Шолохов передал рукопись в «Новый мир», но и здесь требовали купюр. Тогда он вновь стал искать поддержки у Сталина. Генсек, прочитав за две ночи рукопись «Поднятой целины», велел ее пропустить. При этом он заметил: «Мы не побоялись этого сделать, а они боятся об этом рассказать?»
Тридцатые годы были едва ли не самыми тяжелыми в жизни Шолохова. После ужасов коллективизации в 1937 г. на Дону, как и по всей стране, начались массовые репрессии. Осенью 1938 г. Шолохову по секрету сообщили, что Ростовское управление НКВД готовится его арестовать. «Предупредили меня, что ночью придут арестовывать и из Ростова уже выехала бригада, – вспоминал позже писатель. – Наши станичные чекисты, как сказали мне, тоже предупреждены – их у окон и ворот поставят. Решили мы. что делать? Бежать! В Москву! Куда же еще? Только Сталин и мог спасти. И бежал на попутке.» В Москве Шолохов укрылся на квартире Фадеева и просил генсека принять его. Сталин принял не сразу – заставил промучиться несколько дней в тревожном ожидании. Выслушав наконец Шолохова, который рассказал ему об интригах, плетущихся вокруг него энкавэдэшниками, Сталин сказал в присутствии Ежова: «Дорогой товарищ Шолохов, напрасно вы подумали, что мы поверили бы этим клеветникам».
В целом атмосфера 1930-х гг. совсем не располагала к творчеству. Темп работы Шолохова над его произведениями заметно снизился. Четвертая, завершающая, книга «Тихого Дона» появилась только в 1940 г. А в марте 1941 г. Сталин (вопреки мнению Комитета по Сталинским премиям) включил Шолохова в число лауреатов. Когда началась Великая Отечественная война, Шолохов в качестве военного корреспондента был на Южном, Юго-Западном и Западном фронтах. В 1942 г. был опубликован его рассказ «Наука ненависти», а в 1943–1944 гг. «Правда» напечатала первые главы из его нового романа «Они сражались за Родину». Вешенская в годы войны была занята немцами. Дом Шолохова сгорел. Погиб весь его архив, в том числе почти законченная вторая часть «Поднятой целины». Возвратившись с фронта, Шолохов сел писать ее сначала. Но былого творческого горения уже не было, писал он медленно. В 1957 г. журнал «Дон» напечатал одно из самых сильных произведений Шолохова – рассказ «Судьба человека». Он стал последним ярким взлетом шолоховского таланта. В 1960 г. была окончена вторая часть «Поднятой целины». За исключением некоторых великолепных сцен, в целом она получилась несравненно слабее и ниже по уровню, чем первая. В последующие годы Шолохов работал над окончанием романа «Они сражались за Родину», но постоянно браковал работу. Роман так и остался неоконченным. Тем, кто с нетерпением ожидал его новых произведений, Шолохов откровенно говорил: «Вы не ждите от меня ничего более значительного, чем "Тихий Дон". Я сгорел, работая над "Тихим Доном". Сгорел.» В 1961 г. Шолохов перенес первый инсульт, но продолжал писать вплоть до 1975 г. В 1965 г. ему была присуждена Нобелевская премия. (К этому времени сводный тираж шолоховских книг в мире приблизился к 130 млн, а он сам был одним из самых читаемых за рубежом русских писателей.) В 1980 г. у Шолохова обнаружили рак. После двух лет безуспешного лечения в Москве он уехал умирать на родину. Скончался Шолохов в феврале 1984 г.
