– В каком смысле? – насторожился Роман.
– Это мое дело.
– Ну, как знаешь. Только не прогадай.
Даниил Олегович вышел за пределы своей крепости, чтоб посмотреть на Альбину. Соперничество, не иначе, возбудило в нем жгучий интерес даже в этой беспросветной ситуации – какую женщину взял в жены Роман. Даниил Олегович всегда немножко завидовал сыну, его молодости, энергии, потенциальным возможностям, когда много сил на большие дела и много времени, чтобы их осуществить. Эх, поменяться бы с ним местами, разве занялся бы Даниил Олегович мелочовкой, какими-то полуфабрикатами, которые он сам ни за что в рот не взял бы? Нет, он остался бы на том месте, к которому привык в советское время, будучи перспективным с юных лет. И карабкался бы туда, вверх, потому что только там поистине неисчерпаемые возможности. Однако у него не хватило смелости, не хватило хитрости и дипломатичности, не обладал он изворотливостью в достаточной мере. В лоб да по лбу – вот его методы, они же и подкосили, Даниила Олеговича попросту смели более пройдошливые.
– Покажи мне свою жену, – потребовал он.
– Альбина! – позвал Роман, не споря. Она вышла из машины, подплыла, а он нехотя представил: – Знакомься, это мой отец Даниил Олегович.
Папа оценил. Пожимая ладонь изящной и красивой женщины, он выпятил нижнюю губу, что могло означать не только одобрение, но и сочувствие. Роман не дал им поговорить, обнял Альбину за плечи и увлек к машине. Даниил Олегович вернулся в дом, где Гриша с Мишей готовились к вылазке. Он не поинтересовался, куда они идут. Какая разница? После свидания с сыном Даниил Олегович увидел парней в ином ракурсе: если даже они работают на похитителей, то ему ничего не сделают, во всяком случае, пока. Они же в ментовке числятся, наверняка местом дорожат, убить Даниила Олеговича в доме глупо, сразу на них подумают. А вот завтра… в общем, указание получено, парни уходят, и отлично, ему спокойней одному с миллионом в сейфе. Однако бдительность и бдительность! Даниил Олегович заперся в кабинете и забаррикадировался. А думал о завтрашнем дне.
Глава 20
Спасибо Роману, который смог вернуть Альбину из кошмара в нормальное состояние. Подперев ладонью голову, она смотрела на него, лежавшего рядом с закрытыми глазами, и гадала: какой он? Понятно, что разный, как все люди, но чего в нем больше? За всю дорогу от дома отца он не проронил ни слова, даже не спросил, какое впечатление произвел на нее Даниил Олегович. А ведь ей хватило минуты, чтобы понять две противоборствующих стихии в лице отца и сына, которые вряд ли сойдутся. Разумеется, Роман занимал ее воображение больше, он сильнее отца, непримиримее, жестче, а последние два определения никак не назовешь достоинствами. С ней он другой, конечно, не мягкотелый, но именно про таких говорят: спина и кулак, а это сейчас редкие качества.
– Теперь ты ищешь у меня изъяны? – вдруг сказал он, фактически угадав ее мысли.
– Откуда знаешь? У тебя же глаза закрыты.
– Чувствую, как зверек.
– Кажется, я не понравилась твоему отцу, он сочувственно выпятил губу, когда изучал меня.
Роман лег на бок и тоже подпер голову рукой:
– Правильно, он выразил сочувствие. Но тебе, а не мне. Мой отец думает, что ты попала в лапы паука.
– Шутишь?
– Нет. И он прав. Попробуй, вырвись от меня – не получится.
– У, какой вы страшный… – рассмеялась Альбина. Все же в нем есть особенности, которых нет в других мужчинах, например, обезоруживающая откровенность. – Но я почему-то не боюсь вас.
Какая ложь, когда убеждают себя: для меня важна только работа, а нежности с поцелуями и постельными баталиями – труха, без них легко обойтись. Да, легко, если сознательно топишь себя в работе, как в трясине, чтоб не задумываться о примитивных, вместе с тем необходимых для полноценной жизни вещах – муж, семья, дети. Альбина успешно обманывала себя, но разве она променяла бы сейчас поцелуи Романа на батик? Чего Альбина боялась, так это потерять его, поэтому, когда он оторвался от ее губ, она озабоченно спросила:
– Что будет завтра, Роман?
– Что будет? – задумался он. – Все пройдет нормально.
– Мне кажется, нужно сообщить милиции, хотя я с недавних пор не люблю милиционеров.
– И мне так кажется. Но отец не хочет. Боится.
– Это же естественно.
– Как тебе он? – наконец поинтересовался Роман.
– Я представляла его другим, – честно сказала Альбина. – Неважно выглядит, видимо, его подкосила вся эта история. А ты сообщи сам милиции…
Поглаживая ее по щеке, он смотрел куда-то перед собой, говоря медленно, с расстановками между фразами:
– Я хотел так сделать, потом отказался от этой идеи. За отцом есть право выбора, он решил поступить так, ему и ответ держать. Если я вмешаю милицию и, не дай бог, все пойдет кувырком, то, прежде всего, я же себе и не прощу. Стану виноватым.
– Но у них твоя сестра, о ней надо думать.
– О ней я и думаю, только о ней. Все будет хорошо.
– Верю. Но мне неспокойно… Ты что-то задумал? Скажи – что?
Альбина не смогла добиться ответа, он целовал ее.
И еще один человечек – маленький, хрупкий, напуганный – не спал в эту тревожную ночь. В подвале без окон Леля сидела на кровати, обхватив коленки руками и прислонившись спиной к стене. Девочка не представляла, какая это жуткая мука, когда нечем заняться, чтоб как-то отвлечься. Телевизора нет, радио тоже, книжек не давали. Маленькая лампочка над входом горела постоянно, но от нее мало было проку, лишь болели глаза от тусклого света. Ее снова оставили одну, Еву куда-то увели, Леля ждала, что будет, сжимаясь в комок от страха.
Поначалу Леля жену отца воспринимала агрессивно, не разговаривала с ней, как та ни старалась наладить контакт, но потом переменила к ней отношение. Однажды – в какое время суток, ни она, ни Ева не определили бы, – пришел один из уродов в маске. Их трое. Они всегда в черных шерстяных масках, одними глазами сверкали, наводя ужас. Различались только по фигурам, возраст у них примерно одинаковый, хотя Леля не разбирается в возрастных категориях, но все три урода молодые. Этот, что пришел однажды один, наверняка главарь, вел себя соответственно, почти не говорил, не приносил еду, да и заходил редко, только с тем парнем, который приносил поесть. В тот раз он зашел один, спустился по лестнице и вертел головой, рассматривая то Еву, то Лелю. Обе сидели на своих кроватях, а кровати – полный кошмар: скрипучие, узкие, с проваленными сетками, еще и шатаются, будто вот-вот рухнут. Когда Ева поворачивалась на ней, Леля просыпалась от скрежета и скрипа, но это, в сущности, пустяки.
Мужчина в маске сделал выбор и подошел к Леле, схватил лапищей выше локтя, приподнял, как пушинку, веса-то в ней всего ничего. Правда, чуть руку не оторвал при этом, Леля взвизгнула от боли и страха перед ним:
