К 1925 году во всём Тунисе оставалось уже не более 700 русских. Многие из тех, кто прибыл сюда с эскадрой, разъехались по всему миру. Часть русской общины еще ранее перебралась в тунисскую столицу, где в снятом приблизительно в 1922 году доме № 60 на улице Зешегз было оборудовано помещение для церкви, получившей название Воскресения Христова. Туда привезли иконостас и церковную утварь с кораблей. Служил в ней иерей отец Константин Михайловский, приютившийся вместе со своей семьей в том же доме. Корабельная церковь на «Георгии Победоносце», где до спуска Андреевского флага служил отец Иоаникий Полетаев, была перенесена в снятую русскими частную бизертскую квартиру на улице Апри, в одной из комнат которой проходили службы.
В начале 1930-х годов корабли Русской эскадры, переданные французам, были отправлены теми на слом. Оставшиеся на жительство эмигранты в Бизерте бережно хранили память о беспримерном походе и обсуждали идею строительства мемориального храма в память об исчезнувшей эскадре. Для того ревнителями морской истории был создан комитет, в состав которого вошли в качестве председателя контр-адмирал Александр Михайлович Беренс, а в качестве его действительных членов – контр-адмирал Сергей Николаевич Ворожейкин, работавший в должности бухгалтера в тунисской колониальной конторе, и бывший командир посыльного судна «Якут», капитан 1-го ранга Георгий Фридрихович Гильдебрант. Кроме них в комитете состояли капитан 2-го ранга, а нынешний инженер-строитель французской компании Иван Сергеевич Рыков, знаменитый командир десанта у Покровки, осуществленного под его командованием в мае 1920 года, и старший лейтенант Александр Сергеевич Манштейн, бывший командиром эсминца «Жаркий», и отец поныне здравствующей и проживающей в Бизерте Анастасии Александровны Манштейн-Ширинской.
В 1936 году комитетом было получено разрешение французских колониальных властей на строительство храма, и на основании решения бизертинского муниципалитета в 1937 году начато строительство храма, воздвигнутого на пожертвования русских эмигрантов в 1938 году. Место будущей церкви, строящейся во имя святого благоверного великого князя Александра Невского, было красиво убрано флагами, а около места будущего святого престола красовались два русских флага – Андреевский, морской, и национальный «триколор».
На церемонию закладки храма комитетом были приглашены все высшие французские и тунисские власти, военные и гражданские, вся русская колония Туниса, а также последний командующий эскадрой контр-адмирал Беренс и другие командиры кораблей. Закладку совершил митрофорный протоиерей Константин Малиженовский. В закладной камень были вложены икона Спасителя, коробочка с русской землей и кусок пергамента, на котором были указана дата закладки и её цель. Эта трогательная церемония произвела на присутствовавших там иностранцев глубокое впечатление. Первым настоятелем храма, освященного в честь святого благоверного великого князя Александра Невского, стал протоиерей Иоаникий Полетаев. Контр-адмирал Александр Иванович Тихменев писал: «… там, в Бизерте, сооружен скромный Храм-Памятник последним кораблям Российского Императорского Флота, в нем завеса на Царских Вратах Андреевский стяг, в этом Храме-Памятнике мраморные доски с названиями кораблей эскадры. Храм этот будет служить местом поклонения будущих русских поколений».
Прошло время. Нет более того флота. Покосились или совсем разбиты кресты на русских могилах в далекой магометанской стране, и стали достоянием архивов все письменные воспоминания, оставленные потомкам свидетелями прежней «бизертинской» жизни, а две книги фон Берга и Кнорринга о пребывании Русской эскадры на тех далеких берегах с давних пор – библиографическая редкость. Разрушился форт, где когда-то жили русские морские офицеры, и совершенно уже даже не найти того места, где была их гарнизонная церковь. Но память о той частичке русской жизни жива. Разъехавшиеся морские офицеры продолжали понемногу устраивать свою жизнь, кто в Африке, а кто на североамериканском Западном побережье. Кого-то судьба привела в порты Египта, а иные очутились в Юго-Восточной Азии. Судьба так сильно разметала русских из Бизерты по разным уголкам мира, что, казалось, нарушилось их былое единство и верность традициям; впрочем, память о святом Павле – покровителе флота сохранилась у моряков почти повсеместно. Контр-адмирал Николай Николаевич Машуков пожертвовал в парижский собор Святого Александра Невского редкую икону, изготовленную в виде несущегося по волнам корабля с тремя парусами, на коих изображены святые покровители флота святитель и чудотворец Николай, архиепископ Мир Ликийских, апостол Андрей Первозванный и исповедник Павел Цареградский. Состарившийся на чужбине, один из офицеров с горечью констатировал: «Наша смерть унесет в небытие все вековые традиции бывшего Морского корпуса – колыбель офицеров Императорского флота, жизнь и воспитание целых поколений…»
Впрочем, и после исчезновения эскадры не замерла окончательно жизнь русских военных эмигрантов в Северной Африке. Некоторые из морских чинов поступили во французский Иностранный легион. Выбор их был продиктован не столько желанием пасть в африканских песках за колониальные интересы французского правительства, сколь надеждами на получение статуса полноценного человека в обмен на полную неопределенностей жизнь военного беженца. Поступившие в легион русские моряки приняли участие в малоизвестной современному читателю Рифской войне в Марокко и зарекомендовали себя прекрасными бойцами и грамотными военными инженерами. А начинался набор в легион следующим образом. В 1921 году французский консул в Марокко направил официальное предложение русской колонии о поступлении желающих на службу в марокканские государственные учреждения. Приглашение распространялось на всех желавших перебраться из Бизерты русских специалистов. Предлагавшиеся вакансии были связаны с работой, рассчитанной на хорошую подготовку и высокую квалификацию русских инженерно-технических работников. В начале 1922 года на работы в Марокко перебрались 120 русских – около 80 мужчин и 40 женщин и детей. Многие из приехавших русских военных эмигрантов устроились на французских колониальных заводах, получив под свое начало как французский вспомогательный персонал, так и «туземцев», которых русские со свойственной им широтой души обучали малознакомому им инженерному ремеслу. Некоторые русские эмигранты в Марокко предпочли сельскохозяйственные работы, а другие получили чиновничьи должности в различных учреждениях страны. Иным удалось сделать карьеру на тех должностях, на которые с неохотой ехали сами французы из метрополии. Так, некоторых русских военных эмигрантов можно даже было встретить на постах директора порта, заместителя министра финансов, директора топографического отделения при Министерстве земледелия. Самые многочисленные русские колонии в 1920-е годы образовались в Касабланке, в количестве 200 человек, и в Рабате, где проживало чуть менее 130. Поселения размерами поменьше находились в Хурибге, где русских эмигрантов насчитывалось всего 40 человек, в Марракеше, где их было вполовину меньше – 20, в Фесе, Софи, Мекнесе, Кенитре, и частично в Танжере. Духовным объединяющим началом русской колонии традиционно стала Русская православная церковь.
Когда основная часть русских военных эмигрантов покинула Бизерту, начав рассеиваться по всему северу Африки, в соседней Эфиопии возникла даже небольшая «колония», насчитывавшая в те времена до 80 человек. Среди прочих русских эмигрантов в Эфиопии оказались и офицеры императорской гвардии – участники боев с большевиками в рядах Русской армии барона Врангеля, из которых было 2 генерала, 6 инженеров, 4 доктора и 8 человек самых разнообразных профессий. Сюда, в страну со старинной монархией императора Хайле Селассия и близкой по своей вере, прибыл и православный протоиерей, установивший со временем в Аддис-Абебе церковь Святой Троицы.
