Это оказались его последние слова. Анастасия сама закрыла ему глаза. Она не рыдала в голос, лишь по щекам струились слезы и тихо капали на платье. Она долго сидела у тела мужа, держа дочь за руку. Сколько же лет им удалось побыть вместе? Почти год в девятнадцатом, потом с тридцатого по тридцать шестой. Не набиралось и семи лет. Как мало…В обществе, в котором Анастасия воспитывалась, подобный брак назывался презрительным словом – мезальянс. Он был выходцем из крестьян, а она – дворянка. Действительно, неравный брак. Но никогда Анастасия не ощущала разницы между собой и Николаем, она, собственно, даже не думала об этом. Она просто любила его, как и он ее.
Когда пришли забрать тело Николая, Анастасия вышла в коридор… и вдруг увидела два портрета на стене – дедушки с ехидной улыбкой и усатого жандарма во френче. Анастасия шла прямо на эти портреты, не сводя с них немигающих глаз. Остановилась за два метра и по очереди задержала взгляд на каждом.
– Будьте вы прокляты! – бросила она в лица тех, кто изуродовал жизнь ее и Николая.
– Вы с ума сошли! – схватил ее за плечи врач. Он огляделся по сторонам, взял Анастасию за руку и потащил в свой маленький кабинет. Втолкнув внутрь, тщательно закрыл дверь, повернулся к ней и повторил: – Вы с ума сошли. Как вы могли так неосмотрительно… Никогда, даже во сне не произносите этих слов.
– Мне все равно, – прошептала Анастасия, отрешенно глядя перед собой.
– С вами дочь, – укорил врач. – Так нельзя. Подумайте о ней. Ваше счастье, что только я услышал. Выпейте, это поможет.
Спирт обжег горло, но расслабил мозг, отпустил душу из тисков невыносимой боли.
Вернувшись в Свердловск, Анастасия начала пить. Левка пилил ее за это, отбирал бутылки, стыдил.
После войны втроем они переехали в тот город, где была могила Стрижака. Она нашла работу – в одном из институтов стала преподавать французский язык, перестала пить. А когда возникла дружба с Китаем, давала уроки китайского всем желающим. Ей помогал Левка, демонстрируя наглядно, как звучит язык в диалогах. Анастасия смеялась: Левка знал китайский лучше, чем русский.
Еще один раз она достала колье – продала камень из него и на вырученные деньги купила дом. Левка жил в ее доме, по-прежнему хозяйничал, мастерски управляясь со всем одной рукой. Правда, начальство Анастасии интересовалось: почему преподаватель института живет в гражданском браке, это, мол, безнравственно и плохой пример для студентов. Чтобы отвадить от себя многочисленных поклонников и избавиться от нездорового любопытства, Анастасия в приказном порядке повела Левку в загс. Он стал ее мужем официально, на деле таковым не являясь и после бракосочетания. Когда она брала его с собой на банкеты или мероприятия, у многих недоуменно вытягивались лица. Как красивая и статная женщина вышла замуж за… урода, едва связывающего два слова, да еще инвалида. Но Анастасия не смущалась. Смущался Левка, говорил ей, отказываясь собираться на очередное мероприятие:
– Со мной ить стыдно на люди выйти. Может, дома останусь?
– Ты пойдешь, я так хочу, – властно отвечала она.
С годами властность стала ее основной чертой, что выводило из себя своенравную Ксюшу, тем не менее матери она побаивалась.
В возрасте шестидесяти пяти лет Левка тяжело заболел. Его лечили, но… Тогда-то Анастасия, ухаживая за ним, разговорила его и узнала, как выслеживал он Кочуру, как убил его приятелей. А напоследок Левка признался:
– И я, дурак, любил тебя всю жисть.
– Я это всегда знала, – сказала Анастасия и крепко поцеловала его в губы, как целовала единственного на свете мужчину – Николку Стрижака.
Повзрослевшую Ксению носило по стране. Анастасия осталась одна. Она работала до семидесяти шести лет, затем сказала: устала.
– Вот здесь они и лежат все трое, – сказала Ксения Николаевна. – Левушка, мой отец и мама. Наверное, ее следовало похоронить между ними, но… как получилось. Мама лежит рядом с мужем, она так хотела. А ведь не была с ним ни расписана, ни венчана, и разница между ними была огромная…
– Ба, а как ты узнала эту историю? Ты же говорила, что твоя мама никогда не рассказывала о своей жизни.
– Подслушала, – призналась Ксения Николаевна. – Перед смертью мама попросила привести священника и ему на исповеди все рассказала, а я за дверью стояла.
– Ксюша, ты меня учила, что подслушивать…
– Иногда я несу вздор, дорогая. А как бы ты сейчас узнала, что твои предки были удивительными людьми? Они умели любить и ненавидеть, умели жить, несмотря ни на что. Знаешь, милая, мне кажется, знать о своих предках нужно обязательно. Память о прошлом не дает человеку скатиться вниз. Ты становишься ответственным не только за себя, но и за них.
– Я не пойму, где же настоящее колье? У ювелира-индуса Анастасия заказала точную копию, эта копия у нас. А где настоящее? Оно же было?
– Было, – пожала плечами Ксения Николаевна. – Куда-то делось…
– Как жалко. Мне казалось оно настоящим.
– Не стоит жалеть, дорогая. У нас с тобой масса денег, двадцать… нет, уже не двадцать… Целых пятнадцать тысяч!
– Ты растратила пять тысяч? – ахнула София. – Куда ты их дела?
– Платила юристам, нотариусу и прочим вымогателям.
– И, конечно, каталась на такси!
– Конечно. Перестань скаредничать, София. Деньги и годы одинаковы: уносятся, как чокнутые. Ай, Софийка, я забыла сигареты! Ангел мой, сбегай и купи, пожалуйста. Умру без сигарет. А под коньячок выкурить пару сигареток – такое блаженство…
– Ба, не пора ли бросить курить? – проворчала София, выходя за ограду.
– Не будь занудой. А я тут пока приберусь.
Ксения Николаевна проводила ее взглядом, достала маленькую лопатку и принялась активно копать на могиле матери. Памятники она заказала таким образом, чтобы они ограждали могилы с боков, а посередине можно было посадить цветы. Выкапывая глубокую ямку, Ксения Николаевна торопилась, землю выгребала руками. Наконец она осталась довольна глубиной, вымыла руки минеральной водой, которую принесли с собой, огляделась по сторонам и достала колье. Оно ослепительно засверкало на солнце, аж дух захватило. Ксения Николаевна заговорила тихо:
– Трудно поверить, мама, что это чудо смертельно опасно. Знаешь, когда я заметила, что за мной наблюдают через окно, вспомнила твои слова, сказанные перед смертью. Ты говорила, что колье унесло много глупых жизней. Мне стало страшно за Софийку, за Ариадну… да и самой стало страшно. Смерти я не боюсь, она естественна, придет, когда положено. А вот смерти от руки человека… боюсь. Может быть, меня страшит боль… И тогда я сделала так, как сделала ты. Я поняла, зачем понадобилось заказать точную копию у индуса. Ты собиралась уехать из Китая, а одной женщине с сокровищем опасно. А потом жене Кочуры ты отдала подделку, я правильно догадалась? Да, мама, вокруг слишком много охотников за легкой наживой. Вот и я спрятала бриллианты, а в твой ридикюль положила изделие индуса, вынув три камня, чтоб оно полностью соответствовало оригиналу. Украли подделку. Что из этого вышло, ты, наверное, знаешь. Я боюсь его оставлять у себя, боюсь. Мне оно не нужно, а вот Софийке… Но она получит колье, когда повзрослеет. Может, она умнее распорядится им, чем я. А мы с тобой будем оберегать нашу внучку с небес. Знаешь, мама, храни-ка ты его, колье выбрало тебя и возвращается к тебе.
