Книга Степан Разин, страница 61. Автор книги Иван Наживин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Степан Разин»

Cтраница 61

– Бабы все по домам!.. – крикнул Ивашка. – Живо.

– Да не замай… – протестовали бабы. – Чай, все мы знаем, каков он кобель есть… Не замай!..

– Все по домам!.. – строго повторил Ивашка. – А то враз казаки в плети возьмут… Н-ну?!

Бабы, нехотя, ворча, потянулись к избам, но останавливались, оглядывались, собирались группами. Ивашка издали грозил им плетью, и они, нехотя, вразвалочку, шли дальше. О. Левонтий, рослый, жилистый, с большим носом и свалявшейся соломенного цвета бородой, в черном подряснике, озирался как затравленный волк. Ивашка встал.

– Ну, православные, растабарывать нам больно не о чем… – сказал он. – Дела этого старого колдуна всем известны. Поиздевался он над всеми нами досыта. Теперь наш черед: долг платежом красен. И я приговариваю: отрезать ему…

– Правильна!.. – загудела толпа. – Молодцы…

– Нет ли тут у кого из шабров толстого чурбана, – вот что косы отбивают?..

– Можна…

– Волоки!..

С соседнего двора выкатили толстый круглый чурбан, поставили его «на попа», и Ивашка, вынув кривой нож, попробовал большим пальцем острие. И вдруг:

– Ах!..

Жилистый отец Левонтий страшным напряжением своего сильного и ловкого тела разорвал жалкие веревки, которыми он был опутан, и рванулся прочь, в проулок, к лесу. Первый момент все остолбенели. Потом казаки бросились отпутывать коней, а мужики зашлепали лаптями по пыльной дороге с криками: бабы, бабы, перенимай!.. Но бабы и сами не плошали: старостиха Василиса, рослая, красивая баба с усиками, уже стояла посреди проулка с свиными вилами наперерез… Старец на мгновение остановился против острых зубьев, но мысль о том, что ожидает его позади, разом оборвала его колебания: он ловко наподдал ногой по вилам снизу и ринулся мимо старостихи. Но и она оправилась и со всего маху всадила вилы ему в поясницу. Старец споткнулся, но справился, и, шатаясь и кровяня дорогу, побежал уже неверными ногами дальше. Бабы бежали ему наперерез со всех дворов, казаки заскакивали соседним проулком и Ягайка со всего маху сшиб его своим конем в пыль.

– А-а, бирюк… Лобан старый… Врррешь!..

Казачий аркан крепко опутал о. Левонтия сверху донизу.

Снова галдящая толпа повела его на поляну. Бабы шли вместе, и теперь никто и не заикнулся против их присутствия. Мало того, послышались крики: бабам, бабам отдать его!

– Нет… – твердо сказал Ивашка. – Сперва я поговорю с ним, а потом пущай берут его бабы… Скидавай ему портки!

И с ножом в руке он шагнул к побледневшему и забившемуся старцу.

– Подводи ближе к стулу…

Отец Левонтий извивался, рычал, визжал, как поросенок. Но Ивашка медлительно делал свое дело и бросал маленькие кусочки окровавленного мяса в сторону. Наконец, он выпрямился и, держа окровавленные руки врозь, задыхающимся голос сказал:

– Ну а теперь владай им кто хочет!..

Толпа с дикими глазами исступленно заклубилась. Слышались крики: сожечь… распять на воротах… повесить кверху ногами… И никак не могли сойтись на одном, и каждый тащил обезумевшего старца к себе. И вдруг Ягайка со звериным рычаньем бросился на отца Левонтия, сшиб его на притоптанную траву и прежде, чем все могли опомниться, впился ему зубами под бородой в горло. Раздался жуткий хруст… Нетерпеливые руки оттаскивали Ягайку прочь, его колотили, щипали, ему кричали: отпусти!.. наш он!.. отпусти, дьявол!.. Но Ягайка точно ничего не слышал, точно окаменел в своем бешенстве и не отпускал.

– Ну, что ты вот с дьяволом делать будешь… А?.. – хлопали мужики себя по ляжкам. – Да отпусти, чертище!.. Да что, ребята: кончился старик…

Действительно, выкатившиеся глаза о. Левонтия остекленели, тело все обмякло, и непрятная белизна разлилась по грубому лицу. Ягайка, наконец, отвалился. Он встал и, шатаясь, смотрел вкруг себя ничего непонимающими глазами. Его рот и нос были в крови. Бабы визжа лезли к нему в лицо с кулаками, но он все ничего не понимал… А толпа в остервенении била труп о землю, рвала его, волочила, рычала, хохотала… Ребята, как воробьи, возбужденной стайкой крутились вокруг.

…Ивашка Черноярец вернулся в Царицын на целую неделю раньше, чем предполагал, на зорьке утренней, и сразу бросился в опочивальню.

– Милый… Солнышко мое…

– Ну вот теперь я твой уж навовсе…

И две полных горячих руки, крепко сжав его, потянули его к себе…

XXV. Иосель

Самара била белым, пьяным, веселым ключом. Самарцы вооружались, чтобы вместе с казаками идти вверх по Волге на Симбирск, на Казань, на Нижний, на Москву… Успеху восстания в Поволжье содействовало два обстоятельства: во-первых, по Волге было много ссыльных из Москвы, – после только бунта в 1662 г. было сюда сослано около 15 000 человек, – а во-вторых, крестьянские тяготы тут за царствование Алексея Михайловича увеличились в несколько раз. Со всех сторон прибегали гонцы, что народ волнуется, народ поднимается, народ ждет нетерпеливо избавителя. Это окрыляло: если так пойдет и дальше, то до морозов можно быть и в Москве. Степан уже раскаивался немного, что он отправил еще из Астрахани послов и к шаху персидскому, и к крымскому хану, предлагая им союз против Москвы: и одни казаки управятся. При появлении славного атамана на улицах Самары все смотрели на него влюбленными глазами, а многие падали пред ним ниц. И не раз, и не два темной ноченькой обдумывал он думку: не сплавить ли куда незаметно и патриарший струг, на котором ехал старец Смарагд, и царевичев, на котором прятали на всякий случай одного молодого казака, который мог в случай нужде сойти за царевича? Только руки себе, пожалуй, этими делами свяжешь… И до того уверенность в победе была разлита вокруг, что в его войске появились уже не только приволжские бобыли, у которых не было ни на семены, ни на емены, не только беглые холопы, беглые солдаты, беглые стрельцы, но вливались в него целыми отрядами и озлобленные мордва, черемисы и чуваши: они были не так давно покорены Москвой, потому тяжесть московской длани была для них, детей лесов, особенно чувствительна, тем более что местные служилые люди делали все возможное, чтобы тяжесть эту удесятерить.

Появились латыши, недавно поселившиеся на Волге, и поляки из вновь от поляков отвоеванного Смоленска, и пришел откуда-то какой-то «литвинко». Приходили попы деревенские, которым надоела и нужда несусветная, и все новые и новые требования московских «властителей», – то чтобы читать по новым, непривычным книгам, то чтобы не петь «Госапади Сопасе», как пели до сих пор, а непременно чтобы было «Господи Спасе», – и озлобление против них, долгогривых, жеребьячей породы, со стороны народа, среди которого приходилось жить и голодать. Как ни трудись, как ни вертись, в результате все одно: я ко благ, яко наг, яко нет ничего… И когда осторожно корил их кто-нибудь за воровство, то говорили попики, что «нужда закона не знает, а чрез закон шагает, – сытый голодного не разумеет»…

Дело волшебно ширилось, росло, и казаки как бы уже шли далеко впереди самих себя…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация