– Успокойся, Йоахим! Как офицер инспекционной службы может повлиять на успех сражения?
– Он может принести неудачу! – упрямо, даже как-то по-детски проговорил Мюрат. – Полковник, надеюсь, еще до восхода солнца вы покинете расположение наших войск?
– Увы, ваше величество, это не в моих силах. К полудню прибудет император – попросите его, и я отправлюсь, куда он прикажет, хоть в преисподнюю. Но пока он велел находиться здесь.
– Кстати, – вмешался Даву, – у императора сегодня день рожденья. Если мы к его приезду возьмем Смоленск, то лучшего подарка и придумать невозможно!
– Да? Отличная идея, – воодушевился Мюрат, – тем более у нас личные счеты с Раевским и Неверовским!
– Это идея полковника! Видишь, он не так плох, как ты о нем думаешь!
– К тому же зря вы беспокоитесь, ваше величество. Там, возле Голлабруна, Багратион ушел и от меня, потому что в тот день правила просто фатальная неудача! А значит, ее принес кто-то другой.
VI
Драгуны Московского полка за всю ночь сделали лишь пару коротких привалов, на которых не удалось даже сомкнуть глаз. С рассветом полк въехал в Петербургское предместье Смоленска и расположился напротив моста у развилки, где одна дорога шла на Дорогобуж и Москву, а другая – на Витебск. Приказа входить в крепость не поступало – на левый берег через мост шли последние пехотные полки корпуса Раевского, которые драгуны обогнали уже у самого Смоленска.
Расположившийся возле забора палисадника, засаженного смородиной и крыжовником, пожилой, жилистый, с тронутыми сединой длинными усами подпрапорщик Миронов по привычке ворчал.
– То быстро вперед, то еще быстрее назад, то всю ночь скакать, то весь день лежать под забором. Лошадям пыль дорожную вместо овса, драгунам крыжовник для поносу.
– Успокойся, Прохорыч! – весело ответил Данилов.
Всю ночь, пока полк стремительно возвращался в Смоленск, его не покидало чувство тревоги, – а вдруг в городе уже французы? Но волнения оказались напрасными, и несмотря на усталость Николай находился в отличном настроении.
– Все, как на войне – стрельба для салюта, главное – маневры!
– Да я что? Я ничего, ваше сиятельство! Все понимаю, у Барклая свои резоны. Только кухня наша, кажись, в другую сторону поехала.
– Так на войне, Прохорыч, у каждого свой маневр! Должен же кто-то наступать, раз ты от самой Архиповки отступаешь!
– Так что, наша кухня в наступление пошла? – молодой драгун Алешка Семенцов, что состоял в эскадроне третий месяц, не понял шуток Данилова.
– Ага! – подхватил Миронов, сразу переставший ворчать. – Повара наши Бонапартия так напугали, что он через Днепр сиганул да намылился к Парижу чесать. Но велика Россеюшка, заблудился вражина, перепутал дорогу. Вот, Алешка, и бегаем мы за ним, чтобы дорогу домой подсказать.
Движение на мосту слегка потеряло стройность, колонна солдат взяла вправо, прижимаясь к перилам. Навстречу пехоте из города выехали четыре кареты и медленно начали двигаться по мосту, обтекаемые зеленой массой войсковых колонн. Последние дворяне, кроме тех, что оставались в Смоленске по долгу службы, покидали город.
Эскадрон Данилова, спешившись, не торопился расседлывать лошадей, ожидая приказа на дальнейшие действия. Многие сидели на траве, кое-кто лег на спину, глядя в утреннее небо перед тем, как вздремнуть несколько минут до очередной команды. Сам Николай стоял, прислонившись плечом к липе у дороги, лениво рассматривая кареты. Проехав мост, экипажи стали растягиваться – первые две ехали вместе, третья немного отстала, а четвертая оказалась далеко позади, не спеша двигаясь к развилке. Возница старался сбавить ход, чтобы не ехать в клубах пыли.
Проезжающие мимо кареты не вызывали никакого интереса у Данилова. Разве что легкое раздражение военного человека, на глазах которого произошла досадная заминка в движении колонн, заходящих в крепость.
Данилов практически дремал стоя, – усталость, накопленная минувшей ночью, давала знать. Происходящее перед глазами мало связывалось с течением мыслей, которые убегали далеко. Клубы пыли напомнили о пятерых гусарах Ахтырского полка, среди которых скакал к Вильно и малыш, едва не убивший его под Фридландом. И почти одновременно Николай видел, как подъехали к командиру его полка на следующий день после битвы под Голлабруном четыре гусара-павлоградца.
Данилов не замечал, как веки его опустились – он напряженно старался увидеть, разглядеть человека, который разговаривал с командиром полка, но картинка размыта и невнятна. Ни лицо, ни фигуру того человека он не мог представить, зато неожиданно отчетливо увидел того, что стоял рядом. И на другой картинке он же, да, конечно, это он (!) ехал первым среди ахтырских гусар по дороге на Вильно!
Удивительные изображения рисует мозг человека, засыпающего стоя с почти открытыми глазами. Лицо этого, только что узнанного лжегусара, проплыло перед Даниловым и сместилось куда-то в сторону, а его место заняла тоже уходящая дверца кареты с затейливым вензелем.
Резко вскинув голову, Николай с удивлением смотрел вслед удаляющемуся экипажу, пытаясь понять, где явь, а где сон. Но рефлексы солдата определи игру разума. Еще до конца не разобрав, что произошло, командир эскадрона, запрыгивая в седло, отдал команду:
– Первый, второй взводы первой роты! За мной!
Догоняя карету, Данилов выхватил заряженный пистолет и взвел курок.
– Остановить экипаж, оружие наизготовку!
Догнавшие драгуны выполнили приказ командира, заставив стать четверку лошадей. Николай подъезжал к кучеру, по-прежнему держа пистолет в руке. Тот, в свою очередь, проявил некоторую долю удивления, но держался, в общем, спокойно. Только незаметно для окружающих освободил от ножен стилет в правом рукаве да нащупал какую-то непонятную выпуклость за голенищем левого сапога.
– Кто такие? Куда едете?
Кучер отвечать не спешил, озираясь вокруг, что вполне естественно для напуганного человека. Только испуганным он не был, ибо уже много лет знал, что страх – в переделке самый плохой помощник.
– Я спрашиваю – кто такие и куда держите путь?!
– В родовое графское имение Возьмитинских.
– Графиня в карете?
– В карете, ваше высокоблагородие.
Данилов постучал в дверцу с плотно задернутым шторкой окошком. Он был готов к встрече с любой неожиданностью, но его стук остался без ответа. Тогда Николай постучал вновь, уже более настойчиво. А затем, пригнувшись, дотянулся до ручки и открыл дверь.
В этот момент кучер продолжал сидеть спокойно – все должно было начаться секундой позже, когда в голове у офицера отложилось бы, что карета пуста. Так и случилось. Сохраняя полную невозмутимость, не меняя посадки и положения плеч, одной лишь только кистью возница послал кончик хлыста в морду лошади ближайшего всадника, целя по глазам. Столь подлый удар заставил ее с диким ржаньем подняться на дыбы, создавая переполох и отвлекая внимание драгун.
