– Это они? – вопрос не подразумевал уточнения, о ком идет речь.
– Да! И первый эскадрон – их рук дело!
– Понятно! А чем?
– Не знаю. Я вот спросить хотел, да не случилось. Кирасир французских не вовремя принесло.
Тимохин, который об огнестрельном оружии знал немало, вертел в руках пистолет. Изогнутая больше обычного ручка, деревянная, с металлическими рифлеными пластинами по бокам. В ладони сидит, как продолжение руки. Довольно длинный ствол. Курок в центре, а сбоку какой-то рычажок. Подполковник подергал его в разные стороны, но тот не поддался.
– Может, потому, что взведен? – высказал предположение Данилов.
Тимохин направил ствол в землю, нажал на спуск, жестко обхватив пальцами курок. Медленно, затаив дыхание, опустил его.
– Наверное, ты прав! – Тимохин дернул за рычажок. Кончик ствола резко ушел вниз, обнажая обратную сторону. Подумав секунду, подполковник ухватил чуть торчащий цилиндрик и выдернул его. На конце находилась заостренная пуля. Тимохин заглянул в ствол.
– Винтовальный нарез, – произнес он удовлетворенно. И, взвесив цилиндрик на ладони, добавил:
– А здесь пороховой заряд.
– Я догадался, – отозвался Данилов, вытаскивая из кармана такой же, но без пули.
Тимохин повертел его в руках, осмотрел вмятинку на донышке. Потом понюхал.
– Я, конечно, могу ошибиться, но, кажется, это нитропорох.
– Что?
– Долго объяснять, да и не очень я в этом разбираюсь. Но если это так, то из этого пистоля можно шагов на сто стрелять.
Помедлив, Тимохин вернул находки Данилову.
– Вот что мы сейчас сделаем, князь! Отправляйся-ка в тыл, в лазарет. Ты ведь раненый…
– Да ты что?! Какой раненый? Две царапины. Да у меня в детстве каждый день больше было.
– А я и не сомневаюсь в твоем героическом детстве. Только сейчас ты отправишься в тыл…
– Нет!
– Что значит «нет»!
– Нет, нет и нет! Ты что, опозорить меня хочешь? Майор Данилов покинул поле боя, оставил эскадрон, потому что получил царапину. Да у меня вахмистр Шагин из атаки не вышел, когда ему кисть оторвало. Нет!
– Ну за эскадрон ты не волнуйся, я еще не забыл, как им командовать! А про остальное вот что тебе скажу. Стоять насмерть, защищая Родину, дело непростое. Но так уж получилось, что именно ты должен бросить…
Тимохин так и сказал «бросить», не подбирая более мягкие слова, чтобы ситуация выглядела предельно ясной.
– …своих товарищей и уйти в тыл, чтобы обязательно остаться в живых. Потому что у тебя нет права погибнуть!
Подполковник замолчал ненадолго. Молчал и Николай, понимая, куда клонит Тимохин.
– И, если честно, ваше сиятельство, не хотел бы я с тобой местами меняться. Тяжело тебе придется – и совесть не на месте будет, и в спину могут не лучшие слова сказать. Только выбора нет. Сейчас они в одночасье эскадрон истребили, завтра полк положат. А послезавтра что? Так что в лазарет ты, конечно, можешь не ходить, но к Кутузову прорваться обязан. Думаю, это будет не легче, чем сейчас Шевардинский редут отбить!
Николай по-прежнему молчал, поскольку возразить было нечего. И подполковник продолжил уже другим голосом.
– Николай Тимофеевич! Ты Аустерлиц помнишь? Когда к Тельницу прорывались?
– А что, можно забыть?
– Да нет! Я к тому, как бы дело ни повернулось, тебя в полку всегда будут знать как того корнета, что дорогу эскадрону во французский тыл проломил. А на все рты платок не накинешь.
Над полем понеслась, повторяясь и множась, команда на построение. Полк вновь передислоцировался во вторую линию.
– Ну все! Выполняйте приказ, майор Данилов! – произнес командным голосом Тимохин. – И удачи, Николай! Думаю, она тебе больше, чем нам понадобится.
VII
Четверка разведчиков двигалась к деревне Псарево, поднимаясь на небольшие пригорки и спускаясь в лощинки. Все складывалось удачно. Взбираясь на высокий холм, Каранелли, еще не доехав до вершины, увидел крыши домов, обычной русской деревни. Ничего особенного не наблюдалось и на улицах – отдельные небольшие группы военных сновали, подчиняясь какому-то внутреннему порядку. Но, проехав буквально полсотни шагов, всадники замерли, как статуи. С верхней точки холма открылась совершенно неожиданная картина, потрясшая Каранелли.
Неширокий, но глубокий овраг перед Псарево, покрытый кустарником, представлял собой серьезное препятствие не только для кавалерии, но и пехоты. Между оврагом и деревней, за небольшой рощей, стояло не менее полутора сотен орудий, готовых отправиться в любую точку поля битвы. Обычный артиллерийский резерв, но какой многочисленный! У русских еще столько незадействованных орудий! Дальше четкой колонной стояли еще какие-то войска.
– Гвардия! – произнес один из разведчиков, внимательно глядя в подзорную трубу.
Конечно, кто же еще!
Наполеон не ошибался, когда говорил, что в лице Каранелли Франция потеряла одного из лучших маршалов. Глядя с холма на развернувшуюся перед ним местность, Луи разобрался с замыслом императора, хотя тот ему ничего не говорил. Теперь, когда большая часть сил Барклая де Толли переброшена на южный фланг к Багратиону, чтобы сдерживать натиск основных сил противника, будет наноситься главный удар. После захвата Курганной высоты в бой будет брошена наполеоновская гвардия – других сил уже нет. Но и не нужно. Старая и Молодая, даже без дивизии Фриана, направленной брать Семеновское, составляют без малого четверть всех французских войск. Прорыв прямо с холма по лощине, обход оврага, захват Псарево и разворот атакующей колонны на юг остановить невозможно. Понадобится только полчаса, за это время нельзя подтянуть войска. А потом удар по южному флангу, в тыл сдерживающим Нея и Мюрата дивизиям – и оборона русских рассыпается, как песчаный замок!
Буквально в несколько секунд общая картина сражения стала ясна Каранелли, и в очередной раз он восхитился гением императора. Но тут же понял, что кроме них она не является секретом и для еще одного человека. Главнокомандующего русской армией Кутузова. И холодный пот выступил на лбу Луи.
Пушки – это не готовый быть переброшенным на любой участок битвы резерв. Они уже на боевой позиции! Нужно лишь пять минут, чтобы развернуться во фронт. Русская гвардия и овраг прикроют их от прямой атаки. И здесь состоится поистине гвардейское сражение! Только русских поддержат полторы сотни орудий. И прежде чем французы доберутся до рукопашной, артиллерия положит две трети атакующей колонны. Это мышеловка. Наверняка еще и дверцу захлопнут, хотя это уже неважно.
Каранелли развернул лошадь. Время разведки закончилось. Осталось только время на спасение французской армии. Совсем немного.
Луи торопился, а потому выбрал кратчайший путь – сначала вниз с холма в объезд оврага, потом к Курганной высоте. Прорыв на французскую сторону в центре – занятие очень опасное. И те, и другие могли угостить изрядной порцией свинца. Каранелли уже решил, что, пройдя первую линию русских, нужно будет сорвать мундиры и скакать дальше в одних рубахах. Но и это не гарантировало, что какой-нибудь батальон не пустит по непонятным всадникам ружейный залп.
