– Ага! Сейчас начнет порядок наводить! – усмехнулся майор Ружецкий.
Но Данилов не мог слышать его слов, поскольку тот сидел спиной. А вот причину небрежно брошенного Давыдовым он понял сразу. Здесь командир гусар – и царь, и Бог, и воинский начальник. И вдруг появляется человек, который разом объясняет, что у главнокомандующего русской армией таких начальников не одна сотня. Ну что ж! Николай и не ждал царского приема, но ему нужно, чтобы этот избалованный вольницей человек при необходимости точно выполнял его приказы. И он прекрасно понимал, что одного письма Кутузова будет мало.
– Штабной, теперь я штабной! – улыбаясь, радостно проговорил Николай, сразу бросаясь в атаку. – Я знаю, Денис Васильевич, вы очень любите штабных. Еще бы! Столько лет при штабе.
А что делать? Любой ценой необходимо убедить его в беспрекословности подчинения.
– Вам пакет от Кутузова!
– Благодарю, – Давыдов взял конверт, небрежно положил его на стол, – но я не только при штабе служил! Ахтырский полк мне родной!
– Да, конечно, величайшие сражения истории – Аустерлиц, Бородино!
Николай отлично знал, что в Аустерлицком сражении Давыдов не участвовал, а под Бородино только в первый день – в бою за шевардинский редут.
Неловкая тишина повисла над беседкой.
– Сдается мне, здесь кто-то ищет ссоры, – глядя в сторону леса, проговорил Ружецкий. Давыдов молчал, хотя его слово с оттенком презрения и неуважительное отношение к письму главнокомандующего при желании можно было принять за вызов.
– Вы говорите о дуэли? Что вы! Ни в коем случае! Во-первых, император запретил.
– Император далеко!
– Во-вторых, майор, согласитесь, стреляться можно только в том случае, когда у обоих противников есть хоть какие-нибудь шансы. Иначе это убийство.
– Что вы имеете в виду?
Николай молча снял плащ, небрежно кинул на перила. Из-за борта темно-зеленой куртки выглядывала ручка пистолета. Взводя курок, Данилов задумчиво смотрел в лицо Ружецкому, будто размышляя о чем-то. Потом, словно приняв решение, переложил оружие в левую руку. Отворачиваясь в сторону бревенчатой стены, он успел заметить ироничный взгляд Давыдова и необычное положение усов, видимо, говорящее о том, что под ними спрятана усмешка.
Горшки висели на месте, Николай заметил это, еще когда въезжал в усадьбу.
«Нечестно! – подумал Данилов, поднимая пистолет. – Они не знают, что я делал это уже тысячу раз. Но не стреляться же мне с этим бесшабашным гусаром».
II
– Может, лучше я или Арменьяк?
– Нет, Доминик! Я сам.
– Как прикажете, мой генерал, – Левуазье растянул губы в улыбке, хотя было видно, что ему не по себе.
Задумка Каранелли, конечно, хороша. Но риск велик. Сидеть в телеге неподвижно, связанным, когда вокруг перестрелка, занятие не самое приятное.
– А может, сделаем по-другому? – неожиданно промолвил Фико.
– О, я не сомневаюсь, мой друг, – не упустил возможности позубоскалить Левуазье, – что ты легко сможешь забросить командира из леса прямо во двор усадьбы. Только боюсь, что Луи может сильно удариться.
Доминик опрометчиво отвернулся. Анри сгреб в кулак мундир французского пехотинца на его спине и поднял над землей в вытянутой руке. Такой захват лишал малыша всех преимуществ в ловкости.
– Ты дашь мне сказать?!
– Говори, Анри! И отпусти, его! Он будет молчать!
Шутки шутками, но это приказ, который ослушаться нельзя.
– Мы ведь знаем, где на обоз нападут русские.
– Да, они уже в засаде, я видел, – отпущенный Доминик стал серьезным.
– Так зачем нам везти связанного командира туда?
– Анри! Это же главная часть плана. Русские должны отбить пленного капитана. Чтобы он мог попасть в усадьбу.
– Что они станут делать, если обоз развернется и помчится назад в деревню?
– Если останутся без добычи, то наверняка будут преследовать, – вмешался Каранелли.
– Вот здесь за домом и будет стоять подвода, в которой они найдут связанного русского офицера. И остальные подводы, за которыми охотятся. А мы уйдем в лес.
– А если будут преследовать и дальше? – спросил Луи, который уже все понял. Но было интересно, как представляет ситуацию Фико.
– Нет. Им по полю скакать, а мы в лесу за толстыми стволами. Подстрелим с десяток – и вся охота пропадет.
– Ну что ж, отлично! Риск, и правда, снижается. Спасибо, Анри! Так и сделаем.
– Нет, я не понял, – заявил Доминик, – если Луи сядет на подводу только здесь, то у русских появится вопрос – откуда он взялся?
– Как жаль, мой дорогой, – рука полковника Фико на этот раз очень нежно легла на плечо бригадного генерала Левуазье, – что соображаешь ты значительно хуже, чем фехтуешь. Мы повезем на подводе огородное пугало в плаще русского офицера.
III
Раздался выстрел, и горшок, висящий на жерди на немыслимом расстоянии, разлетелся в разные стороны мелкими осколками. Ни у кого не осталось сомнения, что пуля попала в центр цели, а не только зацепила ее.
– Господа гусары могут тоже попробовать, там еще висит один кувшин.
Однако никто не схватился за пистолет.
– Впечатлительно! – произнес Ружецкий.
– Но есть еще и третье обстоятельство, мешающее проведению дуэли…
– Опять! – грозный крик летел со стороны дома. К беседке по дорожке приближался Порфирич, сердито шевеля усами. – Это сколько же можно бедокурить! Управы на вас нет!
– А, это снова ты! – голос Давыдова не предвещал ничего хорошего. – Я тебе говорил сидеть тихо?! Последний раз предупреждаю – еще раз явишься без приглашения, велю выпороть!
– Не ваше это дело, ваше благородие, чужих слуг пороть! У нас свой барин есть! А вы, уж если приспичило, своих гусаров и порите!
«Однако! – подумал Николай, которого Порфирич до сих пор не заметил среди офицеров. – Представить невозможно, чтобы он так мог разговаривать с господами. В званиях-то разбирается, а Давыдова благородием вместо высокоблагородия назвал. Считай, на две ступени понизил! Как быстро война меняет характеры людей».
– Что случилось?
Старик словно натолкнулся на невидимую стену.
– Ой… Батюшки! Князь! Князь вернулся! Николай Тимофеевич…
Из грозного старика словно выпустили пар. Он сделал два шага вперед, и вдруг Николай отчетливо понял, что тот собирается грохнуться на колени и целовать его руку. «Ужас какой! – мелькнуло в голове. – Кажется, довели старика». Стремительно шагнув навстречу, он обнял Порфирича, не давая ему упасть.
– Что же это творится, ваше сиятельство, – чуть всхлипывая, изо всех сил стараясь держаться, негромко бормотал тот.
