– Спасибо, похвала такого мастера – дорогая награда! Только с моим ритмом не надо ничего делать, – засмеялся Николай.
– Ладно, не буду. Что ж, попытаюсь ответить.
Я – ваш! И кто ни воспылает!
Кому ни пишется любовью приговор,
Как длинные она ресницы подымает,
И пышет страстью взор!
Когда харитой улыбнется,
Или в ночной тиши
Воздушным призраком несется,
Иль, непреклонная, над чувствами смеется
Обуреваемой души!
– Увы, поэты не поведали нам о легких победах в любви, о чем мечтает каждый из нас! Огласим приговор, господин капитан?
– Да. Вы ранены, Денис Васильевич!
– Не смею возражать, я почувствовал это, едва уважаемый хозяин дома прочитал свой стих.
– Тогда последняя тема, господа, – Азаров выдержал паузу, – друзья-товарищи!
– Отличная тема! Держитесь, Николай Тимофеевич! Кажется, у меня появился хороший шанс!
Ради бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закрученными усами!
Чтобы хором здесь гремел
Эскадрон гусар летучих,
Чтоб до неба возлетел
Я на их руках могучих!
В громких криках «ура!», звуке аплодисментов и радостном смехе потонули последние слова Давыдова. Но почти сразу все взоры обратились к Николаю. Сегодня он столько раз изумлял гусар, что во многих глазах читалось любопытство – неужели и сейчас он сможет взять верх?
Твое имя узнать – не судьба.
Холод. Поле моравской земли.
Ты привез к отступленью приказ,
Но назад для тебя нет пути.
Твое имя узнать – не судьба.
За спиною замерзший Сачан.
Орудийные залпы, стрельба,
Глухо оземь копыта стучат.
Твое имя узнать – не судьба.
В этот день ты роднее, чем брат.
А багровый закат, как беда.
В пистолете последний заряд.
Твое имя узнать – не судьба.
В том бою ты не раз меня спас,
Но шальной режет воздух снаряд…
Твое имя узнать – не судьба.
Князь закончил чтение в полной тишине, только на этот раз вызванной не изумлением от неожиданного мастерства автора. Просто каждый задумался о своем, а им, офицерам, не раз побывавшим в тяжелых боях, есть что вспомнить.
Прошло не меньше чем полминуты, когда Азаров наконец произнес:
– Я полагаю, что мы должны назвать победителя.
– Это лишнее, господин майор! – Давыдов плеснул вина в бокал. – Все ясно без слов. За князя Данилова!
VII
Окно малой гостиной, что на втором этаже, выходило на лес. Лучше место найти трудно, это окно практически не видно со двора. Каранелли медленно, словно гуляя по дому, обходил комнаты, отсутствие прислуги существенно упрощало задачу. Темные коридоры и комнаты были пусты, как и гостиная, только разожженный камин немного подсвечивал стены и кресла.
Отметив, что на каминной полке стоит одинокий подсвечник с огарком, Луи вернулся в коридор, где замер, прислушиваясь. Смех и громкие голоса доносились с первого этажа, гусары устали сидеть за столом, некоторые вышли во двор, вдохнуть свежего воздуха. Каранелли вернулся в гостиную. Зажженную свечу поставил на подоконник. Выждав минуту, начал медленно поднимать ее до самого верха окна. Повторив, поставил свечу на каминную полку и сел в кресло, дожидаясь ответа. «Завтра я убью двух русских поэтов. Возможно, великих», – подумал Луи. Мысль огорчила. Почему в этой стране воюют все, даже поэты?
Данилов вышел во двор вместе с Беловым.
– Давайте проверим посты, корнет!
– Как прикажете, ваше высокоблагородие. Разрешите спросить?
– Спрашивайте.
Вышедшая из-за туч луна освещала лицо Белова с одной стороны, превращая в забавную полумаску – одна сторона серебристая, а другой не видно вовсе.
– Зачем мы поставили посты со стороны реки? Здесь даже нет брода.
– По единственной причине – никто не ждет, что отсюда может быть совершено нападение.
– На нас собираются нападать?
– Не знаю. На нас – вряд ли, но за гусарами охотятся.
– Кто?
– Если бы я знал, все было бы намного проще.
– Вы хотите сказать, что мы прошли двести верст, чтобы защитить отряд Давыдова от нападения?
– Вы удивительно точно ухватываете самую суть, корнет! – иронично проговорил князь. И вдруг ему стало неловко. «А чем я лучше Чардынцева? Тогда, семь лет назад, когда пришел к нему с рапортом? А ведь Белов не в пример мне, тогдашнему, толков и грамотен. Стыдно, князь! Он ведь тебя за учителя держит».
– Ты не обижайся, Михаил! Не в духе я, сам терзаюсь от неизвестности, – меняя тон, проговорил Николай, – да и говорить много не могу – приказ Кутузова.
– Но что мы против гусар Давыдова? Нас две дюжины, а у него двести сабель.
– Только их командир никогда не поверит, что за его партией охотится дюжина французов, которые намного страшнее полка кирасиров. И полезет на рожон. А тогда жить и ему, и его гусарам – считанные часы.
Не прерывая разговора, подполковник и корнет спустились к Днепру.
– Кто идет? – раздался окрик из темноты.
Офицеры стояли, освещенные луной, как и большая часть берега, а часовых не было видно. Николай признал, что не может даже сказать, откуда раздался голос.
– Подполковник Данилов и корнет Белов.
Уже поднимаясь от реки, Николай произнес:
– Толковые у тебя, Михаил, драгуны во взводе. А это, как ни крути, заслуга командира. И не возражай! Так вот! Все, что я сейчас скажу, должно умереть вместе с тобой.
Знай Николай, что случится через несколько минут, наверное, сказал бы по-другому. И хотя никакой вины за ним не было, много дней не мог отделаться князь от ощущения, что именно эта фраза оказалась роковой.
– Помнишь Бородино? Атаку на Курганном холме?
– Конечно!
– А что с первым эскадроном стало, помнишь?
– Попал под батарейный залп…
– О чем ты, корнет? Какой залп? Где могла стоять эта батарея? И сколько должно быть орудий, чтобы одним залпом положить эскадрон?
– Мне тоже тогда показалось странным это, но все говорили – артиллерия!
– Шесть французов, за которыми мы гнались, расправились с эскадроном!
– Я отстал тогда! – с досадой произнес Белов.
– Но ты же знаешь, что один упал с лошади, и мы хотели его взять. А чем закончилось? Потеряли девять человек, а француз ушел.
