Из воспоминаний адмирала К.И. Истомина: «По возвращении Михаила Петровича из Средиземного моря, после блистательной Наваринской битвы, еще бывши лично мало известен государю Николаю Павловичу, он удостоился поручения исследовать причину пожара на корабле “Фершампенуаз”, который, возвращаясь из-за границы, вез все отчеты в истраченных суммах за пять лет по управлению целою эскадрою. Входя в гавань в Кронштадте, корабль этот неожиданно сгорел до основания. Злонамеренность казалась явною причиною пожара. Сделав строгое исследование, Лазарев открыл, что корабль загорелся от неосторожности. Государь, приехав в Кронштадт, обратился к Лазареву с вопросом: “Корабль сожгли?” “Сгорел, государь!” – отвечал хладнокровно Михаил Петрович. “Я тебе говорю, что корабль сожгли”, – возразил император, рассерженный ответом. “Государь, я доложил вашему величеству, что корабль сгорел, но не сказал, что его сожгли”, – отвечал адмирал, видимо, оскорбленный недоверием к себе».
Из воспоминаний Н.И. Лорера: «В последнюю свою поездку в Петербург, накануне возвращения в Николаев, адмирал Лазарев откланялся государю Николаю Павловичу. После милостивого приема, желая показать особое расположение, государь сказал: “Останься у меня обедать”. “Не могу, государь, – отвечал Михаил Петрович, – я дал слово обедать у адмирала Г. (который, кстати сказать, был не в милости в ту пору при дворе) и, вынув свой толстый хронометр, он взглянул на часы: – Опоздал, государь!” – с этими словами он поцеловал императора и вышел из кабинета. В это время взошел князь А.Ф. Орлов, чрезвычайно уважавший адмирала. “Наш Лазарев – единственный человек в империи, который не желает обедать со мной! – сказал ему Николай, глядя вслед вышедшему адмиралу. – Что ж, придется обедать в одиночестве!”»
Николай прощал Лазареву все странности его характера, оберегая для больших дел. Поступает императору бумага о публичном оскорблении Лазаревым инженер-полковника Стоке. Николай, не читая, откладывает ее в сторону:
– Если Лазарев оскорбил, значит, тому были причины!
Черноморский флот времен Лазарева был, по существу, единственным «островом свободы» в николаевской России. Там напрочь отсутствовали муштра, парадность и шагистика. Там морские офицеры, вопреки всем существовавшим уставам, расстегивали мундиры, выпуская поверх них белоснежные воротники рубах, прозванных «лиселями». Так обожал ходить их кумир Лазарев. Так ходили и они. И что же Николай – ярый поборник муштры и порядка? Да за одни «лиселя» он не задумываясь снял бы десяток генералов! Но, приезжая на Черноморский флот и видя все там происходящее, он молчит. Когда же императора уж слишком донимали доносители, он просто отмахивался от них:
– Оставьте Лазарева в покое! Он знает, что делает!
Внешне, как известно, адмирал был очень некрасив. Будучи мал ростом и достаточно грузен, он имел непомерно большую голову. В дневниках будущего адмирала Г.И. Бутакова осталась и кличка, которой молодые офицеры за глаза величали своего командующего: «адмирал-карлик».
Все человеческие слабости великого адмирала никоим образом не умоляют его заслуг перед Севастополем. А потому лучшей характеристикой, данной адмиралу, я считаю публикацию его биографа А. Хрипкова в журнале «Русский архив» в 1877 году: «Главной чертой его характера была резкая самостоятельность. Его рыцарская, без страха и упрека душа стояла так крепко за правду, что не существовало, буквально сказать, никакой власти на земле, которая могла бы поколебать его убеждения и заставить отказаться от цели, им раз для себя определенной. Эти-то душевные качества, любовь к службе и высокое понятие о ее значении доставили Лазареву исключительное доверие всех подчиненных…»
С 1849 года Лазарева начал буквально заживо съедать рак желудка. К концу 1850 года стало ясно, что жить адмиралу остались считаные недели. В начале 1851 года по настоянию императора Николая I, пытавшегося хоть что-то предпринять для адмирала, он был отправлен на лечение в Вену в сопровождении жены, дочери Татьяны, своего любимца капитана 2-го ранга Владимира Истомина и придворного лейб-медика.
Сам Лазарев прекрасно понимал, что дни его уже сочтены. Но присутствие духа, однако, не терял, позволяя себе даже шутить над собственной скорой кончиной. Так, когда перед отъездом на лечение ему выдали пенсию на год вперед, Лазарев брать ее отказался.
– Отсчитайте на несколько месяцев, более мне уже не понадобится, так зачем же разорять государство!
В этой фразе весь Лазарев… Разве можно после этого сравнивать кристальную честность и бескорыстие великого русского патриота адмирала Лазарева с воровской камарильей супругов-космополитов Грейгов?
После жесточайших шестимесячных страданий, которые Лазарев переносил с завидным мужеством, не выказывая их даже близким, адмирал скончался в столице Австрии 11 апреля 1851 года. Как здесь не вспомнить проникновенные строки Тютчева:
И вот в рядах отечественной рати
Опять не стало смелого бойца.
И вновь вздохнули в горестной утрате
Все честные, все русские сердца…
Прах адмирала, привезенный в Россию 7 мая 1851 года, был предан земле в склепе севастопольского Владимирского собора.
После похорон соратники и друзья Лазарева, собравшись в Морской библиотеке, решили провести подписку на сооружение памятника уважаемому командиру. Организовать подписку поручили контр-адмиралу Корнилову. Он обратился ко всем офицерам Черноморского флота со словами: «С благоговением пишу порученное мне воззвание. Потомство оценит благотворную мысль увековечить память знаменитого адмирала…»
В декабре 1854 года проект памятника, исполненный в малом размере известнейшим русским скульптором профессором Пименовым, был одобрен. Однако грянула Крымская война, и о памятнике пришлось забыть. Лишь в апреле 1863 года статуя была сформирована и отлита из гипса. В ряде газет тогда появилось сообщение: «Памятник будет поставлен на краю высокой горы, срытой отвесно, на месте огромного разрушенного здания флотских казарм. Статуя, представляющая адмирала в полной форме, обращена лицом к рейду и видна всем судам, находящимся в бухте. Пьедестал будет сделан из диорита, выламываемого на Южном берегу Крыма, в Артеке, в имении князя Потемкина, ступени под пьедесталом делаются из вознесенского гранита, который берут из разрушенных сухих доков…»
А уже 9 сентября 1867 года в Севастополе перед зданием Лазаревских казарм был торжественно установлен памятник адмиралу, к сожалению, до наших дней не сохранившийся. Представление о нем дают теперь лишь изображения на гравюрах, старинных открытках, да отзывы современников:
«Памятник этот – последняя работа одного из лучших ваятелей наших, покойного профессора Пименова. Задуман старый адмирал весьма хорошо и вполне монументально. Памятник виден в Севастополе отовсюду. Красуясь между молчаливыми развалинами и вечно шумящим эллингом, он будто ожидает появления куда-то запропастившегося Черноморского флота. Особенно величаво смотрится он ночью, вырисовываясь своей гигантской профилью на темном звездном небе, если смотреть на него снизу, проезжая в лодке по бухте…»
