– Цыц, лахудра!
Грозный окрик не произвел на продолжающую голосить собачонку никакого впечатления.
– Ах ты отродье чертово! – Дед сдернул с жерди короткий сапожок и резко кинул. Глухой удар по доскам забора словно выключил лай, поджав хвост, четвероногий охранник ретировался под крыльцо.
В доме проглядывалось отсутствие женской руки. Хоть пол и выглядел подметенным, но разбросанные вещи сразу бросались в глаза. Дед усадил гостей в горнице и, взглянув на вымазанную засохшей кровью гимнастерку Каранелли, спросил:
– Ранен?
– Царапина. Машину нашу на тракте немцы из танка подбили.
– Немцы на большаке?
– Да, на Смоленск пошла колонна, – вмешался Данилов.
– Вот как? – Дед замолчал, раздумывая. – В Красном-то стрельбу слышал, самолеты бомбили, но что на Смоленск немец попер, и подумать не мог. Что же вы, солдатики, остановить немчуру-то не можете?
– Нам бы попить, отец, – Каранелли попытался перевести разговор на другую тему.
– Сейчас, сынки, и поесть, и попить, все будет. Солдата, хоть он и отступает, все одно, кормить надо.
На столе появился хлеб, следом за ним картошка, лук зеленый, огурцы, сало. Потом большая бутыль с бледно-мутной жидкостью, заткнутая свернутой бумагой, и три стеклянных бокала странной формы, которые дед назвал стаканами.
Пока хозяин резал хлеб и сало, Николай почувствовал, что слюна, заполнила рот. Не удивительно, солнце уже клонилось к горизонту. День проскочил незаметно.
– Ну что же, солдатики, давайте за знакомство! – Хозяин разлил жидкость по стаканам. – Зовут меня дед Василий. А вы кто будете?
– Я Лев Каранеев, Лева. А это – князь Данилов, Николай Тимофеевич.
– Веселый ты парень, – хохотнул дед Василий, – ладно, поехали!
Лихо, будто кавалерист старой закваски, дед опрокинул содержимое стакана в рот. Тыльная сторона ладони прошлась по длинным, слегка закрученным усам, таким же белым, как и шевелюра. В довершение хозяин негромко крякнул и со стуком поставил посудину на стол.
Переглянувшись, Данилов и Каранелли решили не отставать, чтобы не вызывать подозрений. Синхронно оба, несмотря на неприятный запах, влили в себя жидкость.
Позже Николай не раз удивлялся, – почему он остался жив. Провалившееся в глотку пойло встало колом, обжигая гортань. Несколько капель просочились в ноздри. Ощущение было такое, словно он мгновенно разжевал пару горьких красных перцев и в дополнение положил на язык ложку ядреной горчицы. Дыхание перехватило, и все попытки протолкнуть в легкие воздух заканчивались неудачей. У Данилова уже начало темнеть в глазах, когда, наконец, мощно откашлявшись, удалось вдохнуть, неглубоко, но достаточно, чтобы не умереть на месте. Потом еще и еще.
Темнота в глазах отступала, и Николай начал воспринимать происходящее вокруг. Напротив, часто и по-прежнему синхронно, хватал воздух широко раскрытым ртом Каранелли. Выпученные глаза и лицо цвета молодой свеклы делали его слабо узнаваемым. Слева спокойно сидел дед и задумчиво жевал стрелку лука, не обращая внимания на гостей.
– Ядреный у меня самогон, – медленно, отстраненно глядя в пространство, негромко проговорил хозяин, – с непривычки до печенки забирает.
Видимо, не первый раз ему приходилось видеть реакцию на угощение. Заметив, что гости понемногу приходят в себя, он заговорил, подвигая тарелки:
– Закусывайте, ребята, закусывайте! Еда на войне первое дело!
Дед аппетитно захрустел огурцом, и, увидев, что к нему присоединились гости, добавил:
– Вот вы, ребята, шутки шутите, а я взаправду вместе с князьями служил.
– Не может быть! – среагировал Каранелли, мгновенно понявший, что хозяину хочется поговорить. Нужно только поддакивать, и информация польется рекой. Может, удастся понять, что же здесь странного, – служить в одном полку с князьями?
– А вот и может! Десять лет, с девятьсот седьмого года в лейб-драгунском Московском полку!
Данилов замер. Если сейчас, после стакана самогона, его и можно было еще чем-нибудь пронять, то только этим сообщением. Изо всех сил он пытался уложить в начинающей хмелеть голове следующее. Давным-давно этот старик служил в Московском драгунском полку. Николай тоже. В этом же полку, еще месяц назад. Но на сто лет раньше! Сложная мысль, которую никак не удавалось ухватить за хвост, прорвалась наружу одним-единственным словом.
– Драгунском, – механически поправил Данилов хозяина, не прерывая размышлений.
– В первом лейб-драгунском Московском Императора Петра Великого полку! – возвысив голос, торжественно произнес дед, поднимаясь из-за стола. – Десять лет, как один день! Подпрапорщик второго эскадрона! В Первую мировую на северном фронте к Георгию представлен…
Он ушел за занавеску, делящую горницу на две неравные части, и быстро вернулся. В руках хозяин нес изогнутую шашку в черных ножнах, на первый взгляд точно такую, какими вооружали казаков Платова.
– Вот оно, настоящее оружие! Чтобы таким воевать – долго учиться надо! Вам не понять. Сейчас всё больше бомбы кидают, да на танках ездят. Или вот, – старик кивнул в сторону поставленного Луи в угол ружья с круглым диском, – из автоматов строчат.
– Так автомат оружие тоже хорошее, – осторожно вставил Каранелли.
– А когда патроны кончатся? И что ты тогда против шашки?
– Тогда, конечно, – поспешил согласиться Луи.
– Но шашка, я вам скажу, сынки, она руку требует. Твердую и заботливую. Тогда и будет послушна. Я вам сейчас покажу. Айда во двор!
Выходя на улицу, Луи наклонился к уху Данилова и негромко сказал:
– Запомнил? Автомат, патроны, стакан, самогон.
С удивлением Николай, у которого от жуткого напитка уже начинало шуметь в голове, отметил, что француз, в первую очередь, занят не едой и питьем.
На улице солнце уже коснулось деревьев, но ночь не спешила вступать в свои права. До нее еще было несколько часов длинных летних сумерек. Со стороны Красного, если внимательно прислушаться, по-прежнему раздавались далекие разрывы.
Дед Василий уверенным движением вытащил шашку из ножен, клинок ярко блеснул в луче заходящего солнца. Сорванный с грядки огурец занял место между досками штакетника, выступая на два вершка вверх.
– Смотрите, сынки, что шашкой делать можно, если ее не только на парадах носить.
Старик буквально преобразился. Стойка на упругих ногах, уверенная твердость движений, решительный взгляд чуть прищуренных глаз. Данилов видел это неоднократно, в эскадроне служило немало пожилых унтер-офицеров. И никогда он не переставал удивляться, видя, как мгновенно скидывает года взятое в руки оружие. Талисман вечной мужской молодости.
Стремительно двигаясь по узкой дорожке между грядок, сымитировав отражение нескольких атак справа и слева, бывший подпрапорщик приблизился к забору и точным размашистым ударом смахнул половину торчащей части огурца. Глаза сияли, легко наклонившись, дед поднял срезанную верхушку огурца.
