– Товарищ командир, а чем вы с товарищем… Князем будете вооружены?
– Шашка и парабеллум будет у товарища Князя, а у меня – вот! – Луи приподнял руку с ножом, которым показывал на нарисованной на земле карте.
– Простите, пожалуйста, – филолог есть филолог, – вы собираетесь справиться с ротой немецкой охраны одним кинжалом?
– Ну с ротой не знаю, Иван, – вмешался Лемешев, – но с вами четырьмя запросто справится. Без кинжала.
Х
Подобраться к постройкам оказалось неожиданно легко. Прожектора лишь изредка и лениво скользили по периметру охраняемой территории, не задевая зону въезда, которая освещалась несколькими лампочками.
Первой погибла пара часовых, патрулирующих территорию. На небольшом участке маршрута, невидимом ни от въезда, ни с вышек, Данилов и Каранелли выскользнули из-за поленницы рядом с немцами. Удары оказались одновременны и молниеносны.
– Каску надень, – тихонько прошептал Луи, – сейчас идем к въезду.
– Черт! – так же чуть слышно прошелестел Данилов.
– Что?
– Я ему ремень от автомата перерубил!
– Ничего, держи в руках, будто на шее висит. Тебе так легче его на землю уронить, когда станешь шашку вытаскивать.
Ножны висели у Николая за спиной, как учил Луи. Непривычно, даже неудобно, но то, что зацепиться шашкой за что-нибудь, становилось практически невозможно.
Затащив фрицев все за ту же поленницу, спокойным размеренным шагом друзья направились к въезду. Теперь у Каранелли было два штык-ножа.
Солдаты у пулемета спали, прислонившись к мешкам с песком. Им досталось разгружать последнюю машину, которая ушла за полночь. А вскоре наступило их время заступать на пост. Они так и не проснулись, когда Данилов черной тенью скользнул на огневую точку.
Немцы у шлагбаума стояли с разных сторон дороги, и Каранелли пришлось метать кинжал в одного из них метров на восемь. Бросок получился отменным, клинок пробил грудь фашиста, точно напротив сердца. «Доминик был бы доволен», – мелькнула мысль.
Приближение второго патруля чуть не прозевали. Услышали шаги буквально за несколько секунд до того, как фрицы вышли из-за угла длинного сарая.
– Ты – часовой! – шепнул Данилову француз, растворяясь в темноте.
Оставшийся на освещенном пространстве Николай мгновенно сообразил, что от него требуется. Повернувшись спиной к немцам, Данилов медленно пошел вдоль шлагбаума.
– Эй, Зигфрид, – окликнул его один из патрульных, – тебе не холодно без плаща?
Ответ выслушать он не успел. Напарник всхрапнул и начал опускаться на землю. С удивлением он обнаружил, что тень сарая, только что накрывшая товарища, в неясном отсвете слабых лампочек приобрела человеческие очертания. Сильный удар в пах согнул пополам. Каранелли, нож которого застрял в другом костлявом фрице, резко выдернул автомат из рук врага и, не снимая его с шеи, закинул тому за спину. Навалившись сверху, Луи вогнал лицо часового в землю, железной хваткой затягивая ремень на горле.
Прибежавший Данилов, разглядев, как француз поднимается со здорового фашиста, только покачал головой.
– Ну ты и впрямь кого угодно можешь голыми руками завалить.
– Ага. Когда сарай вспомню.
– Какой сарай?
– Тот самый, что тебе по ночам снится. Горящий, с детишками и бабами.
– А ты откуда знаешь?
– А когда он тебе снится, нам с Олегом уже не спится.
Ведя шепотом это короткий диалог, друзья оттаскивали трупы немцев с дороги.
– Ладно, Коля! Теперь нам самое трудное предстоит, – Каранелли достал наконец свой кинжал.
– Не знаю, мне кажется, что прожектор на левой вышке давно уже не шевелится.
– Тогда начнем с правой, если не возражаете, ваше сиятельство!
– Разумно.
Это была та самая вышка, на которой Луи в прошлый раз уложил пулеметчиков. Вместе с другой, выстроенной недавно, она прикрывала склады со стороны холмистого поля.
Размеренным шагом, словно часовые, шли Данилов и Каранелли по деревне – если кто и увидит случайно, примут за патруль.
– Ты спиной не поворачивайся, стой боком. Или, может, снимем шашку?
– Зачем? Пока увидят, пока разглядят, если вообще разглядят. Пока думать начнут. Я надеюсь, у тебя секунд десять будет. Неужели не хватит?
Подойдя к последнему сараю, за которым дорога выходила прямо к подножью вышки, друзья разошлись. Данилов немного задержался, давая возможность Луи обойти сарай с другой стороны. «Так у меня в привычку может войти вылезать под пулеметы», – подумал он. Глубоко вдохнув, Николай пнул сапогом по бревнам сарая и вышел за угол.
– Доннер веттер! – внятно ругнулся он.
Прожектор, описав дугу, высветил силуэт немецкого солдата со шмайссером на плече, расстегивающего ширинку. Расчет оказался верным. Да, ситуация необычная. Хотя, скорее, неожиданная. Не стрелять же в немецкого солдата в немецкой форме с немецким автоматом только потому, что сразу не удалось сообразить, кто это из двухсот человек роты? Но внимание обоих фрицев на вышке он привлек полностью.
Данилов, возясь со штанами, артистически тянул паузу, отсчитывая секунды. Одна, две, три… Вскинув руку, чтобы прикрыть лицо от света, он прохрипел сдавленным голосом, в котором невозможно разобрать акцент:
– Убери…
И в эту секунду Данилов вдруг сообразил, что не знает, как сказать по-немецки «прожектор». Фраза получилась обрубленной. Не найдя лучшего решения, он отвернул лицо в сторону. Нервы напряглись до предела. Казалось, что ноги сейчас откажутся слушать голову и сами отбросят Николая за угол.
Наконец с вышки послышалась короткая возня, звук стукнувшей о дерево каски, и прожектор поплыл в сторону.
– Молодец, ефрейтор! – звенящим шепотом проговорил Каранелли, на всякий случай по-немецки. – Теперь ты!
– Полминуты, капрал! – на том же языке отозвался Данилов. – Глаза отойдут.
Действительно, через несколько секунд, положив автомат на землю, Николай двинулся к вышке, поправляя шашку за спиной. Луи отвел прожектор в сторону так, чтобы верхняя площадка лишь слегка подсвечивалась боковыми лучами, и припал к пулемету. Пока Данилов на лестнице, он надежно прикрыт. Но когда выскочит наверх, то придется сражаться уже самому – одному против двоих. Но Каранелли искренне надеялся, что часовые спят, как те, что спали у пулемета на въезде, – прожектор уже давно не шевелился.
Осторожно, даже затаив дыхание, Данилов поднимался по лестнице. Тишина не нарушалась никакими звуками, и потому скрип перекладины прозвучал как раскат грома. Страх непоправимости случившегося выплеснулся мощной порцией адреналина, и Николай в доли секунды взлетел на площадку вышки, даже не успев подумать о том, что может нарваться на автоматную очередь в упор.
