Лошади, убитые за холмом шальной миной, не произвели на штандартенфюрера большого впечатления. Он внимательно рассматривал карту. До темноты оставалось чуть больше двух часов. Должны успеть.
– Подготовьте радиограмму, – скомандовал Отто, – командиру мобильной группы. Немедленно прекратить прочесывание перелесков. Солдаты должны занять такие позиции, чтобы видеть соседа слева и справа. Перед каждым должно быть не меньше двухсот метров свободного пространства. Командиру тыловой службы обеспечить мобильную группу запасом осветительных ракет на всю ночь.
– Как скоро вы сможете собрать остатки батальона в кулак? – спросил он у заместителя.
– Часа за три.
– Это долго. А за пятнадцать минут?
– Один взвод.
– Вот и отлично. Возьмите взвод и отправляйтесь вслед за партизанами.
Он увидел, как побледнел подполковник.
– Пойдете пешком через Бежели, Клименты и выйдете на берег Днепра.
Прошло всего два часа, как русские уложили полбатальона, а офицеру предлагали с одним взводом преследовать их.
– Да не тряситесь вы так! – воскликнул вдруг штандартенфюрер. – Даю девяносто девять процентов, что вы вообще не встретите ни одного партизана. Они уже перебрались через Свиную. Вы должны за полтора часа выйти на берег Днепра и занять позицию вот здесь.
Отто ткнул в точку слияния рек на карте.
– Что мне делать, если я все-таки обнаружу партизан?
– Отступать, отходить. Помните! Им сейчас не до вашего взвода. Но вы должны точно понять, в каком направлении пойдут русские, если, конечно, встретите их.
Отто последовательно проводил новый план. Вся надежда на то, что кавалеристы видели – лес окружен. А значит, к тракту не пойдут – станут выходить к Орше. Обнаружат, что там все перекрыто, и из двух зол придется выбирать меньшее – переправиться назад. Вот на этот случай штандартенфюрер и отправлял взвод, под командованием подполковника. Может, задержат партизан. Хоть на полчаса. По расчетам фон Бриделя, основные силы второго батальона, снятые с тракта, должны добраться на новые позиции через час после наступления темноты.
IX
Перенести Алешку через реку оказалось делом простым – парень не дотягивал до шестидесяти килограммов. Натянуть переправу из веревок не было возможности – все ушли на «лягушку по-немецки».
«У меня таскание больных и раненых уже в привычку входит», – подумал Каранелли. Чернобровый опять потерял сознание, плохо парню, не бронхит это. Что ж, посмотрим, что дерево скажет.
На другом берегу пришлось оставить немало снаряжения и оружия. К сожалению, лошадей уже нет. С собой забирали восемь автоматов с пятью магазинами каждый, два пулемета с почти тысячей патронов, снайперскую винтовку Каранелли, пять пистолетов, тридцать гранат. Данилов отказался оставить шашку. Впрочем, Каранелли и не настаивал. Почти у всех были кинжалы.
Через реку Артист приказал переправляться всем голышом – вода уже дышала холодом. Оставаться после брода в мокрой одежде опасно. В большие мешки, которые несли над головой, складывали оружие, патроны, обувь, продукты. Маша нарвала на каждого кусок ткани вместо полотенца.
Первым шел Луи с Алешей на плечах. Выйдя на другой берег и положив аккуратно на траву одетого в теплую телогрейку красноармейца, француз начал интенсивно растираться. Следующей была очередь Маши. Каранелли слышал плеск воды за спиной, натягивая одежду. Потом прошуршала трава, зашлепали босые ноги. Девушка ушла за кусты. Невидимая с другого берега она крикнула:
– Ребята! Можно!
Маша растиралась, глядя в спину Луи. И вдруг, словно почувствовав толчок, будто кто-то шепнул в ухо, что другого шанса может и не быть, негромко позвала:
– Артист!
Каранелли обернулся. Еще долю секунду назад он не мог представить, что так все выйдет. Его мгновенная реакция была рассчитана на засаду, стремительный выпад врага, любую военную хитрость. Но здесь просто окликнула девушка. Он даже не среагировал на то, что Маша назвала его Артистом, а не товарищем Артистом, как обращалась обычно.
Девушка стояла абсолютно обнаженная, держа полотенце в руках. Каранелли потерял дар речи.
– Артист! – повторила она. – Я люблю тебя!
Это удивительно, но в ее действиях не было ни малейшего смущения. Ни в обнаженности, ни в словах, которые она произносила, глядя в глаза Луи. Война. Война меняет характеры людей до неузнаваемости. Что будет через час с ней или с командиром отряда, которого все называют Артистом? Человеком, в которого влюбилась, когда он объяснял, почему выжил Князь. И прошагавшая за четыре дня путь от восторженной девчонки до взрослой женщины, не сомневающейся, что любила командира всю жизнь.
Луч вечернего солнца, пробившийся сквозь маленький просвет, ярко высветил фигуру девушки в красно-желтый цвет и тут же исчез за тучами. Маша бросила полотенце на траву. Подняла нижнюю солдатскую рубаху, надела через голову. Чуть поежилась от холодной ткани, взялась за комбинезон. В таких перед войной щеголяли трактористы.
– Не сердись на меня, Артист! Если бы я сначала оделась, то сказать бы мне уже ничего не дали. При них, – девушка кивнула в сторону реки, по которой шагали партизаны, – я… стесняюсь.
Каранелли, кажется, обрел дар речи.
– Я тоже, – проговорил он, глядя на вылезающего на берег Ивана. Маша отвернулась и занялась сапогами. По губам скользила улыбка. Она все поняла, хотя так и подмывало спросить: «Тоже стесняешься или тоже любишь?»
Колганов, Лемешев и Данилов отправились во второй рейс. Вернулись вместе с прикрывавшим отход Тонем.
Чернобровый снова пришел в сознание. Застонал.
– Кончается парень, – пробормотал Прохор, – не жилец видать.
Каранелли промолчал. Есть у него еще один аргумент в пользу жизни юноши. Только болтать о нем не следует.
Командир послал отряд на другую сторону рощи. Винтовку Луи отдал Лемешеву, вооружившись лишь автоматом. Приказал ждать его возвращения. Взвалил Алешу на плечи и отправился в чащу.
Чернобровый очнулся, выпрыгнув из забытья. Состояние размытой реальности перемежающееся с бредом, преследующее парня последние дни, словно испарилось. Мир обрел четкость, Алексей обнаружил себя в сумерках вечернего леса. Или утреннего?
– Как самочувствие, солдат? – спросил Каранелли.
– Отлично.
– Вот и славно. Пошли.
– А что было?
– Ты имеешь в виду, что случилось с тобой?
– Да.
– Ты сильно заболел. А потом все прошло.
– Да, я помню, простудился. А потом все как в тумане.
– Так и было. Только сейчас ты выздоровел. И давай договоримся так – ты ни с кем эту тему не обсуждаешь. Не до этого! Только создашь лишние проблемы!
