Удар был хорош. Даже плоскостью наверняка вынес бы брата, если бы прилетело по плечу, а в голову, без шлема, может, и насмерть. Понятно, что Илья в голову не целил…
И забыл вдохнуть, когда увидел, что Артём в самый последний, крохотный миг, когда движение меча уже не изменить, уходит вниз, и клинок летит уже не в плечо – в не защищённый ничем висок.
Пронесло. Артём не просто поднырнул, он ушёл совсем низко, упал на руку, опять с поворотом.
Клинок Ильи прогудел на пядь выше уличского князя.
А вот меч Артёма мимо не прошёл. Угодил Илье под колено опорной ноги. Тоже плоскостью, иначе быть бы Илье без ноги, но и плоскостью удар вышел мощный. Хлопнуло так, что и во дворе небось услыхали. Илья, уже вдыхая, вдруг осознал, что валится на спину, опомнился, ушёл кувырком, вставая на ноги…
И опять едва не упал, потому что нога онемела точно так же, как левая рука. Но сражаться ведь можно и на одной ноге, верно? Не труднее, чем стоять на седле коня, идущего галопом. Тем более что и опыт «одноногости» у Ильи имеется. Клинки сошлись с певучим звоном, скользнули металл по металлу и остановились почти одновременно. Меч Ильи – упёршись в живот Артёма, меч Артёма – в полувершке от переносицы Ильи.
Илья едва не разинул рот от удивления: Артём улыбался! Искренне так, как будто и не было ни размолвки, ни поединка.
Миг – и клинок Артёма пропал. Илья скосил глаза и увидел, что меч брата уже спрятался в ножнах.
А вот меч Ильи по-прежнему упирался в живот брата, прогибая кольчугу. Илья растерялся. Просто не знал, что делать. Сердце из груди едва не выпрыгивало.
– Давай-ка уберём это, – прогудел над ухом бас Богуслава, перехватывая меч Ильи у гарды. – Будем считать: ты его уже убил.
– Так я… Убивать не собирался вообще-то, – пробормотал Илья.
Артём засмеялся. И тут же радостно загоготала уличская гридь.
Так это, оказывается, не настоящий бой был, а шутейный! Славно!
Гридь князя своего любила. И Илью – тоже. Помнили, как он пришёл в уличскую дружину отроком. Жалели, когда обезножел. Радовались, когда снова в силу вошёл. Хоть и считался Илья ныне великокняжьим гриднем, но для уличских всё равно свой. Позвенели клинками – и ладно. Добрая забава Перуну люба. Да и Иисусу Христу по нраву, раз кончилось добром.
– … Не хотел я…
– Видели, видели, что не хотел! – пробасил Славка, нажимая на руку Ильи.
Тот наконец-то сообразил – вложил меч в ножны.
– Ясно, что видели, – сказал Илья, тоже ухмыляясь (Отпустило!) и опираясь на плечо Славки, потому что нога-то по-прежнему не слушалась. – Вот только я не понял: зачем это было? – Илья глянул на Артёма, а тот подмигнул и сообщил:
– Хотелось проверить, малыш, вырос ли у тебя ум, или весь рост в плечи пошёл?
– Проверил? – проворчал Илья, опускаясь на лавку. – И как?
– Не-ет, – качнул головой князь уличский. – Не вырос. Только в плечах. Но бьёшься неплохо. Что есть, то есть.
Рука уже отошла, и ногу отпускало – закололо бегучими иголками.
– Больше так не делай, ладно? – попросил Илья. – Как бы худого не вышло.
– Не буду, не буду. Видел, как ты испугался, что голову мне снесёшь.
– Так ты нарочно, что ли? – Илья только головой покачал.
Брат похлопал его по плечу:
– Расти, малыш. И учись.
Илья вздохнул. Он не понимал: как так можно?
Хотя Артём – старший. И умный. Он знает. Наверное…
Илья покосился на второго брата. И снова удивился: Богуслав глядел на Артёма в упор. Жёстко так. Нехорошо.
И Илью внезапно озарило: врёт князь уличский. Не проверял он Илью. Во всяком случае, не с самого начала, не с разговора. И на поединок он Илью вызвал не для проверки. Наказать хотел. И только потом опомнился и свёл всё к игре: мол, решил младшего уму-разуму поучить.
Поучил, верно. Ломай теперь Илья голову: что ж за боль такая живёт внутри старшего брата, если он, всегда такой сильный и сдержанный, себя не удержал?
Илья попытался вспомнить, что было до того, как разговор зашёл о Пипке… Ничего особенного вроде. О чём они говорили? О Йонахе, кажется… Нет, об отце его и о жене его последней, Элде, погибшей в бою с ромеями. О том, что Машег с тех пор ни одной женщины к себе не приблизил, тосковал сильно…
– Знаешь, брат, – сказал он, – коли не хочешь ты, чтоб я с вами серебром поделился, так, может, от золота не откажешься?
* * *
– Мы не пойдём, – решительно заявил Артём, и Богуслав кивнул согласно. – Верю, что добра там хватает. Немало я их зорил, капищ языческих, знаю, что богатые места. Веками сокровища копили. Но всё же насчёт той цепи – не верю. И ты заранее губу не раскатывай. Сколько она длиной, ты говоришь?
– Я не мерял, но саженей семь-восемь, а то и больше. И толщиной в мой палец!
– Точно золотая?
– Я её руками трогал! – воскликнул Илья.
Старшие братья переглянулись.
– Я тоже не верю, братишка, – поддержал старшего Богуслав. – Если всё так, как ты описываешь, и висит она у всех на виду… Не верю. Слишком велика. Несколько пудов золота…
– Несколько? Да там все десять, самое малое!
– Тем более. Такое богатство. Пять ромейских кентинариев золотом. Сорок тысяч злотников, какие наш Владимир чеканит. За этакое богатство можно большую дружину отменных воев нанять. Не сто, не двести, Илья, а тысячи воинов. С таким войском, ну, может, чуть побольше, Святослав Хузарию взял! У Владимира нашего лучшая дружина куда меньше. Получается, Илюха, на шее у кумира твоего целое княжество висит, и немаленькое.
– Он не мой кумир, а Сварога! – возмутился Илья.
Не верят. Братья, называется!
– Не пойдёте – и ладно, – мотнул головой Илья. – Значит, и говорить не о чем.
– Нет, ну какой обидчивый, – сказал Артём и легонько щёлкнул Илью по носу. – Не по чину такие походы. – Князь уличский ещё раз попытался щёлкнуть Илью, но на этот раз тот успел увернуться. – Но мы ж тебя знаем: ты ж тогда сам-один за цепью своей десятипудовой отправишься.
Илья обиженно молчал.
– Он такой, Илюха, – подхватил Богуслав. – Ему, если ворогов меньше десятка, и меч доставать зазорно.
– Вот сапогом – куда ни шло! – перехватил Артём.
– Чтоб рук не марать! Но мы ж братья! – Богуслав хлопнул Илью по спине. – Мы ж беспокоимся!
– Вдруг порвётся сапог-то!
– Это ж не дело, чтоб целый большой княжич моровский босиком ходил! – Богуслав ухмыльнулся. – Когда ещё цепь златую удастся за обувку обменять!
– Да ну вас! – Илья тоже улыбнулся. Он больше не обижался.
– Значит, так, братишка, – согнав улыбку, сказал Артём, – есть у меня в дружине десятка два гридней молодых да дерзких. Вроде тебя. Поговори с ними, разрешаю. Согласятся с тобой пойти – отпущу, так и быть. Некоторых.
