Семнадцать. Ровно столько Артём согласился отпустить с Ильёй. Желающих было куда больше, но князь уличский спутников брату выбирал лично. Десять хузар и семь варягов. Все – опоясанные гридни. Ни один не старше двадцати зим. Илья знал всех. И они его – тоже. И вызвались, каждый из семнадцати, не ради золота, а потому что славно! Пройти менее чем двумя десятками по вражьей земле, разгромить языческое капище и, самое главное, уйти с добычей. Вот настоящая слава! Да, золото важно. Без золота и говорить о подвиге не станут, и слава уже не та. Но не в золоте главная радость. В отваге, в дерзости, в лихой воинской силе. Упасть беркутом с небес, сцапать ягнёнка на глазах огромных псов и оружных пастухов и взмыть в небо с добычей. Лязгнут впустую клыки, свистнут запоздавшие стрелы… А хищная птица уже там, в небесах, недосягаемая и непобедимая.
Понятно, в число этих семнадцати вошёл и Маттах.
Киев. Великокняжий терем
– Тысяча моих дружинников, – сказал Владимир. – Больше не получится. Не хочу крепости оголять – поблизости две орды ходят. Хоревой и курэй. Хоревой – ладно. Там хан новый, Питик. Я его знаю. Молодой, наглый, хочет славу и авторитет завоевать побыстрее, пока его с кошмы не спихнули. Курэй опаснее. И сильнее. И долг крови за ними. Это ведь они отца моего…
– Не только его. – Духарев сжал челюсти так, что на скулах вздулись желваки.
Он был там, на острове Хорса. И выжил. Единственный. Повезло, хотя прежняя сила к нему уже и не вернулась. Но выжил, а остальные – нет. Вся ближняя дружина великого князя Святослава. И он сам. Победитель хузар и обоих булгарских царств. Гроза ромеев. Погиб от стрел вшивых степняков. Курэй.
– Издалека пришли. Думаешь, наедут? – спросил Сергей Иванович с надеждой.
Месть – блюдо, которое подают холодным. Но эта месть уже давно остыла. Поди сыщи в Диком Поле копчёных, кочующих вдали от границ Руси. А тут – сами пришли!
– Только если будут уверены, что мы не вырвем им сердца, – ответил великий князь. – Курэй осторожны. Не полезут в драку, если их не пятеро против одного. По глазам вижу, Серегей: хочешь их заманить!
– Очень хочу! – не стал скрывать Сергей Иванович. – А ты разве нет?
– Какой ценой? – Великий князь взял со стола скипетр-булаву, закрутил пальцами в размытый круг. – Как думаешь: заплатить кровью сотни за месть тысяче – хорошо будет?
Духарев промолчал.
– Ты понимаешь, – великий князь положил скипетр, вздохнул, – трудно это: своих на заведомую страшную смерть обрекать. Страшную и, возможно, бессмысленную. Заманчиво, конечно. Отдать копчёным пару городков, десяток-другой селищ, заманить, дать увязнуть, а потом окружить и раздавить всех! Твой Артём смог бы, наверное.
– Артём и Варяжко, – уточнил Сергей Иванович.
– Они смогли бы, – согласился Владимир. – Курэй… А правду говорят: не сами они тогда к острову Хорса пришли, а ромеи их купили? – неожиданно спросил он.
– Правда, – признал Духарев.
Он давно это знал.
– А мы с ними дружбу водим, – укорил Владимир. – Веру от них приняли.
– Вера не от них, – не согласился Духарев. – Вера – от Господа. Но дружим и будем дружить. Ты тоже понимаешь, княже. Ты видел Константинополь. Ты видел империю. Нет у них страшнее врагов, чем они сами. И те, кто купил смерть Святослава, уже мертвы. И убили их тоже ромеи. А те, кто метал в нас стрелы, кто отрезал голову твоего отца, они всё ещё живы!
– Живы, – согласился Владимир. – Но скажи: сколько своих людей ты готов убить, чтобы отомстить?
– Воину негоже бояться смерти, – сурово произнёс Сергей Иванович.
– Я не о тех, кто погибнет в бою.
Поймал. Духарев задумался… Но потом всё же ответил честно:
– Ни одного.
Владимир кивнул.
– Тысяча, – сказал он. – Крылья отдам Вольгу и Сигурду, головой буду сам. Думаю, ещё с полтысячи наберу охотников. Дашь своих?
– Илья пойдёт, – сказал Духарев. – Если удастся его выручить.
– Не понял? Разве он не пленник Мислава?
– Артём за братом пошёл, – признался Сергей Иванович.
– Вот как? – Владимир сначала нахмурился, потом вдруг усмехнулся, протянул руку: – Ставлю гривну, что твой младший и без старшего обойдётся.
– Принято! – Духарев хлопнул ладонью по ладони великого князя.
Он в любом случае оказывался в выигрыше. Лишь бы Илюха был жив…
Сергей Иванович не знал, что дома его уже ждёт голубиное письмецо, в котором сообщается: великий князь проиграл спор.
Глава 31
Золото старых богов
– Ого! Да их там как мух на дохлой собаке! – заявил Бочар Нагнидуб, сын новгородского варяга, безусый гридень, шириной плеч почти не уступающий Илье.
Прадед Бочара был из торговых людей, дед же поклонился Перуну, воевал под знаменом Святослава, под ним же и погиб в битве под Доростолом. Отец Бочара погиб уже под знаменом Владимира, в битве за Полоцк – от руки своего же брата-варяга, а Бочара по просьбе дяди-купца взял в детские Артём. В Уличе Бочар вырос сначала в отроки, потом в гридни. Илья его знал в прежние времена и сейчас рад был видеть рядом.
– Никак испугался, грозный Нагнидуб? – ехидно поинтересовался Маттах.
– Само собой! – ухмыльнулся Бочар. – Только на тебя и надежда, красавчик. Выручишь меня?
– О чём речь! Спасу тебя, здоровяка, не сомневайся!
– Все слышали? – воскликнул довольный Бочар. – Маттах! Ты сам согласился, я тебя за язык не тянул.
– На что это я согласился? – насторожился хузарин.
– А кольчугу мою после от крови почистить! Это ж страшно даже думать, какая работа тяжкая! Кабы не ты…
– Тьфу! Чтоб тебе сороконожка в зад заползла да гнездо там устроила! – рассердился Маттах.
– Это вряд ли, – покачал головой довольный Бочар. – А вот кольчужка моя – на тебе теперь. Слово сказано. Может, ещё и штаны постираешь заодно?
– А ты их сними, – предложил Маттах. – Тогда и не замараешь.
– Снимай, снимай, – поддержал кто-то из хузар. – Эти как уд твой увидят, так сразу попадают…
– … От смеха! – подхватил Маттах.
– Довольно! – оборвал словесную перестрелку Илья.
Он изучал место своей недавней битвы «один против всех». Похоже, ничего не изменилось. Разве что дружины Мислава здесь больше не было. Только сварговы стражники. Четверо – на забороле, двое – при воротах, к которым как раз подошло несколько запряжённых волами телег.
Сквозь открытые ворота видно было, что внутри полным-полно почитателей бога, плоская башка которого возвышалась над обоими частоколами.
