Моя сумка собрана. Полагаю, Орсон ждет, когда я засну. В течение последнего часа я несколько раз слышал, как он подходил к двери и стоял за ней, словно прислушиваясь. Это меня очень настораживает, особенно поскольку сегодня он добрый и любезный. Но, как это ни странно, я ему верю. Не могу это объяснить, но я не думаю, что Орсон сделает мне что-нибудь плохое, особенно после прошедшей ночи. Это произвело на него впечатление.
Хочется надеяться, что это последняя запись, которую я сделаю здесь, в этом доме. Исписывая эти страницы, я хоть частично сохранил здравый рассудок и независимость, однако я описал далеко не все, что произошло здесь. Причина этого в том, что я намереваюсь все забыть. Некоторые малодушно теряют целые годы своего детства. Они засовывают воспоминания в глубины подсознания, чтобы те глодали их лишь понемногу, маленькими, безболезненными укусами. Вот и я буду стремиться к подобному забвению. Моя цель – стереть в памяти неописуемые события последних одиннадцати дней. Я с радостью заплачу за это краткими периодами депрессии, злости и отпирательства, которым суждено терзать меня до конца жизни. Ничто не может быть таким же опустошающим, как память о том, что я увидел и что сделал сам.
* * *
Поставив внизу тетрадного листа подпись, я сложил его вчетверо. Затем подошел к своей сумке и засунул между грязной одеждой, вместе с другими записями. Погасив лампу на ночном столике, забрался под одеяло. Стук дождя по железной крыше убаюкал меня эффективнее целого пузырька таблеток снотворного.
* * *
Темноту разорвала вспышка молнии, и я увидел белки глаз Орсона. Он стоял посреди комнаты, и вода стекала с него на пол. Когда небо снова стало черным, у меня бешено заколотилось сердце, и я уселся в кровати.
– Орсон, ты меня напугал. – Мне пришлось повысить голос, чтобы перекрыть барабанную дробь капель.
– Не бойся, – успокоил меня брат. – Я пришел, чтобы сделать тебе укол.
– Какой?
– Я введу тебе препарат, который поможет тебе заснуть. Подобно тому, как это было в мотеле.
– Ты уже давно стоишь здесь?
– Ну, какое-то время. Я наблюдал за тем, как ты спишь, Энди.
– Будь добр, зажги свет.
– Я отключил генератор.
Мое сердце не собиралось успокаиваться, поэтому я схватил с ночного столика коробок спичек и зажег керосиновую лампу. Как только на фитиле вспыхнуло пламя, стены окрасились в теплые тона и ужас отхлынул из моего сердца. Орсон был в джинсах и зеленом пончо, промокших насквозь.
– Мне нужно ввести тебе вот это, – сказал он, показывая шприц. – Пора трогаться в путь.
– Это действительно необходимо? – спросил я.
– Абсолютно необходимо. – Орсон шагнул ко мне. – Засучи рукав.
Закатав рукав, я отвернулся, и брат вонзил иглу мне в плечо. Боль была острой, но недолгой, и я не почувствовал, как Орсон вытащил иглу. Когда я снова посмотрел на него, комната перед глазами уже начала расплываться, и моя голова непроизвольно упала на подушку.
– Времени у тебя теперь осталось немного, – сказал Орсон. Мои веки уже сомкнулись, и его голос прозвучал таким же отдаленным, как раскат грома. – Проснешься ты уже в своем номере в мотеле в Денвере, в тумбочке будет лежать билет на самолет, а в запертом футляре в сумке – «Смит-и-Вессон». В настоящий момент тебе достаточно знать, что мама в полной безопасности, а все улики против тебя в надежном месте. Ты выполнил свою часть соглашения. Я выполню свою.
Полагаю, мы прошли эту стадию наших взаимоотношений, но все-таки повторюсь еще раз. Никому не говори о том, что ты сделал, о том, где, по-твоему, ты находился. Ничего не говори обо мне, о Ширли Таннер, о Уилбуре и остальных парнях. Все это время ты провел на Арубе, отдыхая. И не трать напрасно силы на то, чтобы вернуться сюда и разыскать меня. Возможно, ты определил местонахождение этого дома, но смею тебя заверить, я покину пустыню вместе с тобой.
В последующие месяцы, возможно, произойдет нечто такое, что ты не поймешь, о чем даже никогда не думал. Но, Энди, помни вот о чем: все, что происходит, происходит с каким-то смыслом, и я контролирую этот смысл. Пусть у тебя не возникает никаких сомнений.
Мы с тобой увидимся снова, хотя это произойдет нескоро. Живи своей жизнью, как прежде. К тебе придет чувство вины, но тебе придется сразиться с ним. Пиши свои книги, упивайся успехом – но только держи меня где-то в подсознании.
Его лицо совсем расплылось, но все-таки мне показалось, что он улыбается. Шум дождя утих, и даже голос Орсона, выразительный мягкий шепот, стал едва различим.
– Ты уже почти отключился, – сказал брат. – Я вижу это по твоим прикрытым глазам. Прежде чем ты провалишься в блаженное забытье, я хочу оставить тебе кое-что на прощание.
Я знаю, что ты любишь поэзию. На первом курсе в колледже ты изучал Фроста
[8]. Тогда я его терпеть не мог; сейчас я его обожаю. Особенно одно стихотворение. Главное в этом стихотворении то, что каждый считает его относящимся лично к нему. Его читают на выпускных вечерах и печатают в ежегодниках, поэтому, поскольку все идут одним путем, все могут претендовать на неповторимость, так как они любят это стихотворение. Я уже заканчиваю, и пусть Боб Фрост тебя убаюкает.
Мои глаза закрылись, и я не смог бы их открыть, даже если б захотел. Голос Орсона нашел мои уши, и хотя последнюю строчку я так и не услышал, подчиняясь силе снотворного, я не мог избавиться от мысли, что «Другая дорога» определенно написана про меня.
Скрещенье тропинок в осеннем лесу,
Когда б раздвоился, я выбрал бы обе,
А так – словно держишь судьбу на весу,
Стоишь и глядишь сквозь сухую листву
На ту, что теряется в темной чащобе.
Я выбрал другую – она посветлей
И мне показалась еще нелюдимей…
…
Отличия вряд ли уже различимы —
Их, если и были… укрыл листопад…
[9]Часть вторая
Глава 14
Книжный магазин на Девятой улице размерами был не больше обыкновенного кафе, поэтому я был поражен тем, какая огромная толпа в него втиснулась. Представитель вымирающей породы отдельных книжных магазинов, он напоминал библиотеку в особняке. Хотя магазин занимал два этажа, второй этаж был полностью отведен книжным шкафам. Балюстрада на высоте десяти футов, проходившая вокруг, обеспечивала доступ к бесчисленным книгам.
Сняв очки в золотой оправе, я пожевал заключенную в резину дужку и, облокотившись на деревянную кафедру, прочитал заключительное предложение из «Поджигателя»:
– «Сиззл умер и с радостью отправился в ад». Благодарю за внимание.
