Когда я закрыл книгу, собравшиеся захлопали. В первом ряду поднялась Адрианна Фелпс, владелица магазина.
– Уже девять часов, – беззвучно изобразила губами она, постучав пальцем по часам.
Я спустился с кафедры, и миниатюрная женщина с тонкими губами, короткими иссиня-черными волосами и слащавым грозным лицом схватила микрофон.
– К сожалению, наше время истекло, – объявила она собравшимся. – На витрине выставлены книги мистера Томаса, и он любезно согласился подписать пятьдесят экземпляров «Поджигателя»; они также поступят в продажу. Поддержим его!
Повернувшись ко мне, женщина улыбнулась и захлопала. Толпа присоединилась к ней, и в течение десяти секунд отрывистые аплодисменты заполняли старый магазин, последнюю остановку в моем турне в поддержку книги, во время которого я объехал двадцать городов.
Когда читатели стали расходиться, покидая магазин, мой литературный агент Синтия Маттис, поднявшись с места, прошла ко мне по вытертому дубовому паркету. Увернувшись от поклонника, жаждавшего получить автограф, я подошел к ней.
– Сегодня вы превзошли самого себя, Энди! – сказала она, обнимая меня.
От Синтии пахло тонкими духами с ароматом сирени. Она воплощала в себе все качества, которыми должна обладать элегантная, успешная жительница Нью-Йорка. В свои пятьдесят Синтия не выглядела и на сорок. Ее волосы, чуть тронутые изморозью седины, были длинными, но она, пряча, закручивала их в тугой узел на затылке. Гладкие щеки сияли слабым румянцем, резко контрастирующим с черным костюмом.
– Я так рад вас видеть, – сказал я, когда она наконец отпустила меня.
Мы с Синтией не виделись с тех самых пор, как я начал работу над «Поджигателем», и сейчас мне было как-то странно снова встретиться с нею.
– Я забронировала нам столик в «Иль пьяцце», – сказала она.
– Слава богу, я умираю от голода.
Однако не меньше пятидесяти человек окружили нас, жаждая перемолвиться парой словечек и получить заветный автограф. Двери магазина, ведущие к моему ужину, казалось, находились на удалении нескольких миль, но я напомнил себе, что люблю это, что именно ради этого я так усердно трудился. Поэтому я натянул на лицо вежливую улыбку, собрался с духом и шагнул в толпу своих поклонников, надеясь на то, что их интерес окажется недолгим.
* * *
Рослый сомелье-итальянец вручил мне пробку, и я, пощупав ее рубиново-красный кончик, ощутил влагу. Сомелье плеснул немного вина мне в бокал. Покрутив жидкость в бокале, я пригубил ее, и, после того как снова кивнул, сомелье наполнил оба бокала темно-янтарным «латуром»
[10], четырнадцать лет дожидавшимся этого момента.
После того как сомелье ушел, подошедший официант в красочных подробностях расписал нам несколько блюд. Он также ушел, оставив нам две бордовые папки с меню. Спотыкаясь на итальянских наименованиях, я потягивал бархатистое вино, размышляя о багровых виноградных гроздьях, наливающихся соком на юге Франции, а затем попадающих в прохладные погреба.
Спокойную, душевную атмосферу «Иль пьяццы» подчеркивали огни центральной части города. Расположенный на тридцать пятом этаже небоскреба «Паркер-Льюис», ресторан занимал угловую часть, поэтому лучшие столики стояли вдоль двух стен из сплошных окон, смотрящих на город. Мы сидели за столиком на двоих, освещенным дрожащим огоньком свечи, и я смотрел на воды Ист-ривер далеко внизу, скользящие под Бруклинским мостом. Я проводил взглядом огни баржи, поднимающейся вверх по реке, борясь с черным течением.
– Вы выглядите уставшим, – заметила Синтия.
Я поднял взгляд.
– Раньше я любил публичные чтения, но теперь они меня утомляют. Я хочу вернуться домой.
– Энди… – начала она, и по ее серьезному тону я догадался, что будет дальше.
Мы с Синтией хорошо знали друг друга, и мое исчезновение в мае пошатнуло ее веру в меня.
– Послушайте, я несколько раз пыталась поговорить с вами о том, что произошло, но вы неизменно отшучивались…
– Синтия…
– Энди, если вы дадите мне высказаться, мы сможем оставить все в прошлом. – Увидев, что я молчу, она продолжала: – Вы понимаете, что больше всего беспокоит меня в вашем внезапном отъезде на острова Тихого океана?
– Да, – сказал я, поглаживая ножку бокала большим и указательным пальцами.
– Если бы вы, не сказав мне ни слова, внезапно собрались и уехали куда-нибудь во время работы над книгой, мне не было бы до этого никакого дела. Я не ваша мать. Но вы исчезли, когда книга была опубликована. Мне не нужно вам объяснять, какое огромное значение имеет первая неделя. Как писатель, вы у всех на виду, Энди. Ваши интервью и публичные чтения создают необходимое оживление. Первоначальные объемы продаж существенно уступали тем, что мы имели с «Синим убийством». Какое-то время мне даже казалось, что нас ждет провал.
– Синтия, я…
– Я только хочу сказать: больше никогда не повторяйте подобные выкрутасы. Помимо того что пришлось отменять ваши встречи с читателями, я была вынуждена общаться с журналистами и объяснять им, почему вас не будет. В то время как сама я понятия об этом не имела! Впредь не ставьте меня в такое положение.
К нам приближался официант, но Синтия жестом остановила его.
– Господи, Энди, вы даже не позвонили мне, чтобы предупредить о своем отъезде! – с жаром прошептала она, сдвинув брови, возбужденно выбросив вперед руки. – Неужели так трудно взять телефон, черт побери?
Подавшись вперед, я спокойно произнес:
– Я был полностью выжат. Мне нужно было отдохнуть, и у меня не было желания спрашивать у кого бы то ни было разрешения. Итак, вот какими были мои рассуждения; я был неправ и сожалею об этом. Впредь такое никогда не повторится.
Синтия отпила большой глоток. Я допил вино и ощутил прилив тепла к щекам. Взял Синтию за руку. Она вздрогнула.
– Синтия, я приношу свои извинения, хорошо? Вы меня простите?
На ее губах появилась слабая улыбка.
– Да, Энди.
– Вот и отлично. Давайте сделаем заказ.
Синтия заказала тушеную баранью ногу с соусом из красного перца, и когда официант поставил перед ней тарелку, у нее зажглись глаза. Затем я с удовольствием встретил свой заказ: жареный миндаль, сушеные помидоры, каперсы и вяленые морские гребешки. Под слоем макарон поблескивал розовый соус на водке. Перед тем как удалиться, официант откупорил бутылку бордо и наполнил наши бокалы.
Соленые гребешки прекрасно сочетались со сладкими помидорами. Обсасывая один, я почувствовал, как на зубах хрустнула песчинка. Я пригубил вино – оттенки чернослива, мяса и табака. Оно гладким шелком скользнуло по горлу. Наслаждаясь идеальным балансом между голодом и его утолением, я думал только о том, чтобы растянуть все как можно дольше.
