В соседнем холле орал телевизор. Я слышал голос специального агента Трента, докладывающего о последних результатах поисков Кардиохирурга.
Супружеская пара, направляющаяся к выходу, подозрительно покосилась на мой наряд. Для этой престижной гостиницы мой серый комбинезон являлся чем-то аномальным.
* * *
Дженнингс-роуд отделяется влево от Главной улицы в миле за колледжем. Лишенные листвы сахарные клены и березы закрывали сверху улицу, карабкающуюся вверх по склону. Вдоль проезжей части лежали горы опавших листьев. Я представил, как они, в ярких огненных красках, еще совсем недавно устилали улицы и газоны, превращая этот городок в Новой Англии в чудесную обособленную вселенную.
Почти у самой вершины холма я увидел на черном почтовом ящике большие белые цифры «617». Уолтер сбросил скорость, но я приказал ему проехать мимо, чтобы не привлекать к себе внимания, и остановиться дальше по улице. Когда мы проезжали мимо дома Орсона, я взглянул на него, не в силах поверить в то, что мне действительно удалось его найти. Снаружи он выглядел скромным и изящным. Белое двухэтажное здание, с мансардными окнами на втором этаже и большими эркерами внизу. Забор из штакетника ограждал лужайку перед домом, вдоль вымощенной кирпичом дорожки, ведущей от улицы к крыльцу, росли цветы. Гаража я не увидел, и в настоящий момент машин на дорожке не было.
Мы перевалили через гребень, и Уолтер остановился у тротуара, рассыпав кучу листьев. Заглушив двигатель, он с тревогой посмотрел на меня. Я наклонился и достал из-под сиденья рации.
– Восьмой канал, семнадцатый канал запасной, – сказал я, протягивая одну рацию Уолтеру.
Мы настроили частоты.
– Перед тем как свернуть на Дженнингс, мы проехали мимо столовой. Жди меня там. Машина выглядит здесь подозрительно, особенно с номерами другого штата. Первое сообщение от меня ты получишь в столовой. Я скажу: «Иди, папа!» Это будет означать, что Орсон вернулся домой, поэтому ты живо поднимешься сюда и станешь кружить вокруг дома. Вторым сообщением станет: «Приезжай домой!», и оно будет означать, что ты должен подъехать к дому шестьсот семнадцать и сдать задом на дорожку. Я буду тебя ждать. Ты откроешь багажник и вернешься в машину. Как только багажник будет открыт и ты окажешься внутри, я вытащу Орсона. Он будет без сознания. Я запихну его в багажник, и ты отвезешь нас к яме у шоссе сто шестнадцать. Вопросы есть?
– Нет.
– Без крайней необходимости радиомолчание не нарушать. Если потребуется, назовешь меня Уильмом. Я буду звать тебя Фредом. Мало ли кто может нас услышать… И не перепутай каналы. Восемь и семнадцать. Запиши их у себя на руке.
Пристегнув рацию к ремню, я взял с пола громоздкую поясную сумку. Надев ее, открыл дверь, вышел в холодный воздух и сказал:
– Сейчас всего половина пятого, так что, возможно, пройдет несколько часов, прежде чем я свяжусь с тобой.
Я закрыл дверь, и Уолтер, спустившись вниз, скрылся за поворотом.
Я поднялся пешком на вершину, и оттуда мне открылась панорама Вудсайда. Я подумал, что весной и летом, когда деревья в листве, разглядеть городок, расположенный в нескольких сотнях футов внизу, будет непросто. Однако обнаженные деревья позволяли увидеть всю долину: Главную улицу, колледж, даже краешек расположенного в полутора милях к северу центра. Очаровательный уголок. Таких в глубинке Новой Англии сотни – и тысячи по всей стране. Кому придет в голову, что именно здесь, среди пасторальных домиков Вудсайда, обитает кровавый Кардиохирург?
Я прошел по дорожке к белому забору высотой по грудь, отделяющему задний дворик. Когда я забрался на него и уселся верхом, у меня мелькнула мысль, есть ли у Орсона собака. Спрыгнув с противоположной стороны, я остался на траве на четвереньках, осматривая лужайку в поисках конуры, прислушиваясь, не зазвенит ли цепь. Однако в прекрасной траве не было никакого движения. Во дворе возвышался большой кипарисовик
[14], но собаки не было.
Я завернул за угол. От дома отходила каменная терраса с белыми пластмассовыми креслами. Я шагнул с травы на плитку, откуда стеклянные двери вели на веранду. Прокравшись к дверям, заглянул внутрь. Свет не горел, но, всмотревшись в полумрак, я разглядел за верандой кухню. Похоже, в доме никого не было. Я подергал дверь, однако она оказалась заперта на засов. Однако замка не было, и я с облегчением отметил, что мне придется разбить только одно стекло.
Достав из поясной сумки кожаные перчатки, я поднял с земли камень размером с бейсбольный мяч. Надев перчатки, обрушил камень на ближайшее к запору стекло. Раздался треск, на пол посыпались осколки. По-прежнему сжимая в руке камень, я прислушался, не сработает ли сигнализация, однако в доме все оставалось тихо. Отбросив камень, я повернул ручку.
Когда дверь распахнулась, мне в лицо ласково подуло теплом центрального отопления. Шагнув внутрь, я снял кожаные перчатки и убрал их в сумку. Вытерев свои отпечатки пальцев с наружной дверной ручки, втиснул руки в латексные перчатки и закрыл за собой дверь.
Тишина не внушала мне доверия. Стоя на веранде, я смотрел на то, как угасающий свет проникает в высокие окна. На линолеуме с узором «под кирпич» были хаотично расставлены плетеные кресла, а растения в кадках наполняли воздух терпким ароматом теплицы. Я осторожно двинулся вперед. У меня под ногами захрустели осколки. Достав из поясной сумки «Глок», я дослал патрон в патронник, моля бога о том, что мне не придется стрелять из пистолета без глушителя в этом безмятежном уголке. Нам с Уолтером так и не удалось выйти на подпольных торговцев глушителями.
Из веранды я прошел на кухню, заполненную всевозможными белоснежными прибамбасами, заполнившими бесконечные мили кухонных столов. Изучив фотографии на холодильнике, увидел сплав по бурлящей горной реке и Орсона вместе с женщиной, которую я раньше никогда не видел, они стояли держась за руки на голой горной вершине.
Справа дверь вела в обеденный зал, с сервантом, подсвечником и столом из красного дерева, с хрусталем, серебром и фарфором на белой скатерти.
Но я шагнул в левую дверь, покинув кухню и оказавшись в гостиной. Вкус у Орсона безукоризненный. Над камином висела копия Одилона Редона
[15]. Антоний: «Каков смысл всего этого?» Дьявол: «Никакого смысла нет». Поразительно, лицо, изображенное на черно-белой литографии, очень напоминало того мужчину, который брал у меня автограф на улице напротив дома матери. Лютер. В дальнем левом углу стояло старое пианино «Стейнвей», а перед газовым камином на полу был расстелен персидский ковер, обрамленный матрасом и двумя креслами, обтянутыми бордовой кожей. Справа уходила вверх лестница, а прямо впереди находилась входная дверь, ведущая на крыльцо.
Я пересек гостиную, и гулкий стук моих шагов по дубовому паркету наполнил помещение. Дверь слева, рядом со «Стейнвеем», вела в библиотеку, и я, переступив порог, оказался в комнате, заполненной книгами.
