– Значит, это вам.
Запустив тонкую руку под одну из юбок, она выудила оттуда кожаный шнурок, на котором болтался перстень с огромным бирюзовым камнем. У меня перехватило дыхание. Разумеется, я понимал, зачем иду, я готовился получить вожделенное – ключ для разгадки этой головоломки, то, ради чего великие силы сошлись в кровавом противостоянии… И все равно дыхание перехватило.
– Вы украли это из тайника в апартаментах художника, верно?
Ее эмоции проявили стыд и раскаяние, руки прижались к груди, взор пал долу.
– Пожалуйста, расскажите мне все. Это очень, очень важно.
Она шмыгнула носом, утерла несколько слезинок и кивнула.
История Валески началась далеко от Арадона и не имела значения, пока она не приехала в столицу. Эта цыганка была чужой здесь, но местные семьи приняли ее с распростертыми объятиями. Не только из-за красоты и божественного танцевального таланта, но и из уважения к редкому дару. Ее сочли ясновидящей, настоящей – не той, что за деньги предсказывает дуракам на ярмарках. Услышав об этом, я усомнился, но сама девушка верила в свои слова.
Ее жизнь среди арадонских цыган складывалась вполне сносно, Валеска танцевала, собирала милостыню, продавала мелкие предсказания, заводила знакомства. Одно из них и стало особенным.
– Он был очень веселым, бесшабашным и щедрым.
– Как вы познакомились?
– Мы… виделись много раз. Меня звали танцевать в разные заведения, и в некоторые, более-менее приличные, я шла. В те, где хозяин не мог походя продать меня какому-нибудь клиенту на ночь. Игорный дом Бенедикта Фуска был из таких.
– И там спускал деньги Жан-Батист Лакроэн.
– Среди прочих мест.
Художник сразу же заметил обворожительную танцовщицу и вскоре стал регулярно появляться рядом, не переставали звучать мягкие, но настойчивые уговоры стать его моделью, переходившие в льстивые мольбы или в обещания невиданных богатств. Она вежливо отказывалась, но Лакроэн был настойчив и обворожителен, – не выстояло девичье сердце, сдалось на милость распутника. Это стало еще одним событием, приведшим Валеску туда, где я ее нашел.
Как уже говорилось, у арбализейцев были непростые отношения с цыганами, а именно – жесткая сегрегация. Принося казне деньги, они все же не имели права жить во многих городах, а обитали в передвижных поселениях на окраинах. Обычно за тем, чтобы цыгане вовремя убирались восвояси, следили керубимы, но их служба из-за выставки и так еле выдерживала дополнительные обязанности. Помощь пришла откуда не ждали – из Фатикурея, и предложил ее видный иерарх зильбетантистской церкви Томаз эл’Мор.
Под его рукой находился недавно созданный Шестой полк храмовой стражи, а это почти три тысячи превосходно вооруженных фанатиков, прошедших через очень тяжелый курс тренировок. На время выставки именно храмовники стали присматривать за цыганами, а позже переняли у керубимов и некоторые иные обязанности пополам с правами.
Через некоторое время после того, как прекрасная Валеска увлеклась художником, ее нашли люди, служившие Фатикурею и ведавшие делами цыган. Несчастную схватили посреди бела дня и долго везли с мешком на голове.
– Это было страшное место, – содрогаясь, вспоминала она, – какая-то тюрьма, а из камер раздавались стоны и вопли…
– Это был дом скорби. Вы встретились с калекой, верно?
– Да, – почти неслышно прошептала она, – с тэнкрисом в колесном кресле. И с тем, вторым… убийцей.
– Вы говорите о монахе?
– Не знаю, что он был за монах, монзеньор, знаю только, что боюсь его.
– Продолжайте.
Томаз эл’Мор не таясь представился Валеске и сказал, что отныне она будет следить за художником для него. Почему? Зачем? Она не смела задавать вопросов, будучи напуганной до полусмерти, а тэнкрис и не собирался ничего объяснять. Он лишь сказал, что за неповиновение заплатят те, кто ей дорог, а потом и сама Валеска окажется взаперти, чтобы заживо сгнить в темнице.
– Чего именно калека хотел от тебя?
– Чтобы я продолжала быть рядом с Жаном-Батистом, монзеньор. Со временем я поняла, что он не просто художник, но и… сплетник. Покупал и продавал сплетни. Когда напивался, он бормотал во сне, а я… я должна была нести все, что узнавала, к этому страшному тэнкрису.
Насильно завербованная Валеска следила за Лакроэном и отчитывалась перед своим куратором – тэнкрисом в белом плаще с капюшоном. Также она по возможности обязана была читать письма любовника и прислушиваться к тем, с кем он разговаривал в ее присутствии. Церковников не интересовало что-то конкретное, они хотели знать расплывчатое «все», но так длилось лишь до тех пор, пока объект наблюдения не пробормотал во сне слова «тарцарская посылка». Едва услышав о ней, куратор дал понять, что отныне судьба Валески и прочих цыган зависела от того, сможет ли она раздобыть это.
– Они не знали, что это бриллиант?
– Нет, но они очень хотели получить его.
– Но не получили. Откуда взялась такая отвага, что ты посмела ослушаться?
– Из ненависти, зеньор, откуда же еще?
Инцидент произошел близ одного из столичных рынков. Несколько цыган показывали трюки с кнутами: сбивали ими бутылки с голов собратьев, гасили свечи, рассекали подброшенные яблоки. Один молодой зевака сунулся слишком близко, невзирая на предупреждения, и заработал тонкую царапину на щеке, – не будь хозяин кнута бдителен и умел, тот лишился бы глаза, а возможно, и самой жизни. Однако храмовники, возникшие словно из-под земли, не собирались ни в чем разбираться, они молча расстреляли пятерых людей и двоих фуксов прямо на улице, после чего не поленились отвезти их в Рыжие Хвосты с приказом избавиться от падали.
– Таких зверств керубимы не позволяли себе даже в самые темные для нас времена, а мне приходилось служить тем, кто творит такое. Помню, как обмывала тела своих друзей вместе с рыдавшими матерями, женами, сестрами… и думала, как же сильно я ненавижу всех этих… этих…
– И ты украла камень им назло.
– Да. Сначала предупредила своих, чтобы уходили, что грядет беда, а когда настало время, я успела забрать его с собой из потайного места. Жан-Батист думал, что никто не знает, глупенький. Выпивка и дурманы делали его неаккуратным и забывчивым. В тот день я тоже собиралась сбежать, но они нашли нас раньше.
– Недалеко от его дома, где ты танцевала, я был там.
– Были? Но откуда вы…
– Случайность. Почему ты не сбежала подальше, когда заполучила камень, почему осталась неподалеку?
– Мне нужно было на что-то жить, и мы постоянно давали выступления в Окарине, там нас почти не прогоняли. К тому же, если бы Жан-Батист заподозрил в воровстве именно меня, бросился бы искать в Рыжие Хвосты, а не в округе, что вообще не было обязательно. Через его дом многие проходили, Жан-Батист мог подумать на кого угодно.
