– Оно у них есть.
– Я предложу им столько золота, сколько они не смогут себе представить.
– Хотите их купить?
– Хочу прибегнуть к их помощи. Если для этого придется покупать, так тому и быть.
– А меня вы как хотите купить?
– Вас, дон Эскудеро, я не намерен покупать. Уверен, соглашаясь на эту встречу, вы уже знали, чего желаете, расскажите мне, и посмотрим, чем мы способны помочь друг другу.
Оказалось, что он хотел будущего, иначе не сказать.
За последние четырнадцать лет в Мескии было произведено больше реформ, чем за весь девятнадцатый век. Я строил новые социальные лифты, раздавал права, расширял возможности низкорожденных, за что меня кляли замшелые консерваторы, а также налагал на прежде ущемленные сословия новые обязанности, за что меня кляли свободолюбивые либералы. Чужие народы извне следили за процессом и думали, прикидывали, сравнивали.
Мангуда обитали на землях Арбализеи черт-те сколько поколений, и за это время их жизненный уклад практически не переменился. Во многом они походили на тех же ларийцев, о которых мало заботилась власть. Двуликие могли заниматься ограниченным числом профессий, жили компактно, почти не путешествовали, не имели равных со всеми возможностей, чувствовали себя изолированными. Я не мог точно сказать, что им не нравилось больше – само положение вещей или же чувство ущербности? В государственные структуры мангуда не брали, по морю они сами ходить отказывались, но даже в армии, где их всегда ждали с распростертыми объятиями, не удавалось подняться выше младших офицерских чинов. Стагнация.
У Армандо Эскудеро было несколько детей и множество внуков, которым предстояло жить в Арбализее точно так же, как жили их предки. Старик желал им иного, хотел знать – смогут ли мангуда, оказавшись в Мескии, получить право попробовать достичь большего?
– Если мы договоримся, я гарантирую вам беспрепятственное переселение в Мескию, подданство, начальный капитал, участок земли всем вместе или каждому в отдельности, а вашим потомкам – все права и возможности, которые по бесконечной милости своей Император гарантирует народу.
Мангуда молчали, думали, и, следя за их эмоциями, я предвидел протянутую руку прежде, чем она действительно была протянута. А потом я сжал ее со всей своей силой.
– Но не забывайте, что вместе с новыми правами приходят и новые обязанности. Иначе какой смысл?
– Этого мы не боимся.
– Вот и замечательно. Обговорим детали?
Было решено, что он отправит своих сородичей с посланием ко всем значимым главарям. Посыльный-мангуда придавал особый вес самому посланию и сразу же служил подтверждением гарантии безопасности. Встреча, или, как выразился Эскудеро, сходка, была назначена на десять часов следующего вечера. На том и порешили. Я покинул «Под королевским утесом» в компании шргала, который за все время не произнес и слова.
– Вы получите причитающееся вам завтра после завершения сходки.
– Спасибо, зеньор.
– Вам спасибо. Вы оказались весьма полезным подспорьем в моем деле. Подвезти?
– Нет, у меня есть на чем добраться до дома. Спокойной ночи.
– Спокойной.
Мы с Себастиной сели в «Гаррираз», и, прикрыв рот ладонью, я позвал:
– Симон.
– Хозяин? – послышалось тихо из-под сиденья.
– Пошли кого-нибудь присмотреть за шакалом. Если он попытается разболтать о нашей встрече, пусть его уберут.
– Возможно, будет лучше убрать его сразу, в превентивных целях?
– Лучше, но у меня сейчас сердце не лежит к разумному прагматизму. Пусть за ним просто присмотрят.
– Будет исполнено, хозяин.
– И еще, что-нибудь нашли в Каса Побре?
– Ищем и слушаем, хозяин, но пока ничего подозрительного, простите.
На обратном пути столица казалась какой-то тихой, сонной, умиротворенной. Арадон любил ночную жизнь, но то ли что-то переменилось в его настроении, то ли на благополучных улицах Нобилитэ жители предпочитали вести себя более цивильно. А вот мне самому даже за надежными стенами посольства покой только снился. Возможно, я и дал бы себе перевести дух, но как раз поступил новый отчет, оказавшийся очень интересным.
Моя память уцепилась за одно имя, произнесенное врагом в том проклятом гроте, – Штейнер. Я приказал аналитикам прогнать его по нашим архивам, и хотя это был тычок пальцем в небо, угодил он прямо кому-то в глаз. Из всех более-менее интересных личностей, носивших это имя, а точнее, фамилию, был отобран один-единственный, могший быть связанным с международной политикой, и папка с его досье ждала меня на письменном столе.
Его полное имя звучало как Освальд Менге Штейнер, коренной винтеррейкец, доктор медицины, биоалхимик, дока в систематике эволюции видов и генетических отклонениях, передающихся по наследству. Этот светлый ум был интересен главным образом тем, что являлся самым молодым специалистом, привлеченным правительством Винтеррейка к работе в сверхсекретном проекте «Überwolf»
[4]. И единственным среди коллег, кому удалось выжить.
Проект был так глубоко засекречен, что имперская разведка за один лишь список научного персонала заплатила слишком большой кровью, а до сути исследований так и не добралась.
Как бы то ни было, что-то сорвалось, винтеррейкцы прикрыли «Überwolf», а всех ученых либо продержали в изоляции до самой смерти, либо сразу же устранили. Только Освальд Штейнер смог сбежать из-под неусыпного ока спецслужбистов, тайно покинуть родину и впоследствии годами скрываться. Винтеррейк объявил ученого предателем, сумасшедшим, врагом государства и предложил немалые деньги за его голову. В деле говорилось, что Ночная Стража тоже заинтересовалась Штейнером, но найти его не смогла.
К прочим документам прилагалась старая цветная фотография, с которой неподвижно улыбалась группа врачей, биоалхимиков и магов-целителей, все – люди. Этот снимок сделали в самом начале проекта, и предполагалось, что после успешного завершения он станет памятным подарком для членов научной группы. Должен сказать, что если бы не такое полезное приложение, я бы мог счесть совпадением эту дурацкую фамилию – ну мало ли в мире Штейнеров? Однако фото не оставляло сомнений. Самый молодой из запечатленных ученых, плотный, с круглым улыбчивым лицом и косившими в разные стороны глазами, имел ярко-рыжий, почти морковный цвет волос.
– Этот человек, Себастина, присутствовал на выступлении Инчиваля, когда того похитили. Его имя упоминал Грюммель, он, несомненно, связан и с террористом, и с Драконом Времени. Посмотри на дату внизу фотографии, пожалуйста.
– Одна тысяча восемьсот сорок девятый, хозяин.
– Верно. Снимок сделали, когда Освальду Штейнеру было двадцать семь лет, он родился в одна тысяча восемьсот двадцать втором году, и сейчас ему девяносто два года, но на вид больше сорока не дать.