Костерок потрескивал в старом буксе. Дым, закручиваясь легким смерчем, улетал в трубу вытяжки, предусмотрительно устроенной старыми хозяевами. На улице накрапывал дождь. Басмач и Назар улеглись на полу, и каждый молчал, думая о чем-то своем. Несмотря на голод, накатившая усталость прошлого дня брала свое. Мясо так и осталось нетронутым в рюкзаке. Волк притулился рядом и, казалось, спал.
– Спасибо, – нарушил тишину Назар.
– Пожалуйста, – ответил Басмач не открывая глаз. Лишь закинул руки за голову, поудобнее устроившись в своем углу.
Разговор не клеился. Хотя, каких бы то ни было слов, клятв, признаний, попросту не требовалось. Зачем? Назар знал, что здорово набедокурил, и в итоге чуть не пошел на корм мутанту. Но Басмач нашел его, помог, спас от лютой участи. Назар это понимал и был благодарен. Как и ценил то, что бородач не стал шпынять за ошибки, чего говорить – откровенную тупость. К чему лишние слова? Мужчинам они не требуются. Главное, точки над буквами расставлены, и главенство в их маленькой группе определено.
Ветер завывал в трубе, гнал дым обратно в помещение, принося помимо кислого угара еще и запах мокрого асфальта, земли. Дождь за окном разошелся не на шутку. Волк, набегавшись за последние сутки по самое не хочу, бессовестно спал, положив голову на лапы, и время от времени дергал ушами – ему наверняка что-то снилось. Назару же не спалось. Он протянул было руку, чтобы погладить Беса, но в последний момент передумал, не стал тревожить сон зверя.
– Там, на заводе, ты спросил, зачем я преследую Айдахара. Хочешь знать ответ? – Басмач открыл глаза и посмотрел на Назара, тот кивнул. Парню вдруг стало дико интересно, ведь про своего попутчика он не знал практически ничего, даже имени. Только прозвище. – Я хочу отомстить. Конвой Айдахара уничтожил один поселок, вместе с жителям. Там были мои родственники, всё, что осталось от семьи, мои племянники. Их отец и я – братья.
Жену и детей нажить так и не успел. В армии служил на границе с Китаем. А после срочки остался по контракту. Когда началась война, в тринадцатом году, я вместе с ротой был на международных учениях по антитеррору на Новой Земле. Это такой остров, пацан, далеко в море. Там всегда зима, мороз и до хрена снега. Я тогда был чуть старше тебя. Двадцать три года: много сил, энергии, планов. Всё по плечу.
Как сейчас помню, в карауле стоял. Полярная ночь, холодрыга, зуб на зуб не попадает, вьюга, и вдруг вспышка где-то на горизонте, в той стороне, где большая земля осталась. Затем еще вспышка, и еще. Ну, все, думаю, война… Напряженность-то давно ощущалась, слухи разные в народе ходили. В части кавардак, все на ушах стоят, связи с землей и командованием нет. Война, да не какая-то, а ядерная. В радиоэфире сплошь неразбериха и истерика. Мы всем гуртом тогда в полной жопе оказались, с острова до дому пешком не доберешься, океан вокруг, м-да. До берега пятьдесят километров. И это только до материка, а дальше сколько пилить?
Год на острове просидели, рыбу ловили, моржей забивали. Чуть до людоедства в итоге не дошло. Так бы и передохли, да у берега подводная лодка всплыла. Стародавний американский дизель, плавучий музей, не атомоход даже. У них солярка кончилась, а у нас в подземных резервуарах ее хоть залейся. С их капитаном Джонсоном быстро общий язык нашли, от него многое узнали. Про мертвые города и выжженные атомным огнем пустыни. Правда, его потом пришлось на корм рыбам пустить. Но это мелочи.
В общем, добрались на дизельподлодке до материка. Сначала все кучно держались, так безопаснее. А потом разбрелись кто куда, очень уж людей Напасть поменяла. Мутантов всяких по первости не было, самыми страшными зверьми оказались люди. Как, впрочем, и сейчас. Но тогда, еще оставалась надежда, что вот-вот все наладится, мозги-то еще на довоенный лад рассуждали. Но многие словно с цепи сорвались, будто ждали, когда можно будет творить все, что их гнилой душе пожелается.
Басмач замолчал, переживая заново свои воспоминания. Назара же словоохотливость спутника просто ошеломила. То молчал, слова не вытянешь, то разоткровенничался. А бородач все говорил:
– Они тогда в Шемонаихе жили, почти на границе с Китаем. И туда черт знает… одна боеголовка упала. Казахстан ведь что? Это буферная территория, совсем узкий перешеек на политической и военной карте. Случись что, под раздачу попадут в первую очередь кто, пацан? – Назар пожал плечами. Он не знал. Да, и если честно, мало понимал его.
– Правильно, страны-гиганты: Россия, Китай. А степной край просто искрами забросает от этой драки. Вот и закидало… Но, по стратегическим объектам все же прошлись, отутюжили, не забыли. Не забыли, падлы, что Казахстан был частью СССР. Не забыли ракетные шахты, затерянные до времени в степях… А я не отчаялся, как говорится, бог не выдаст – свинья не съест. Я искал, узнавал. За информацию платил. И дошла весточка, что, мол, живут в стойбище под Аксуатом! Всё бросил, заказчиков, дом какой-никакой. Всё продал-обменял, и отправился. Не успел… Айдахар, сука, раньше побывал! – Басмач поднялся, расправил плащ, подкинул дров в костерок и уселся спиной к стене. Достал дробовик и принялся разбирать.
Назар решил воспользоваться разговорчивостью своего спутника:
– Басмач?
– Ну? – не отвлекаясь от разборки «эмцэшки», буркнул тот.
– Ты же родился еще до Напасти. Верно? Как тогда жилось? – Назар уселся на пол, поджав под себя ноги.
– Ну-у… – протянул бородач, разглядывая канал ствола на свет, – по-разному. Раздолье для торгашей и дельцов. Тяжелое бытье для работяг. Все как сейчас. Убивали поменьше, конечно, и видимость порядка была. Кой-где демократия даже завелась. За ради плесневелого сухаря по горлу ножом может и не полисонули бы – в большом городе, в центре. Но вот где в глубинке, там, где народ попроще, и достаток поменьше, уже всяко могло быть. Люди по бункерам не жались, за высокими стенами не прятались в основном. Спокойнее было, врать не стану. Да, хреново во многих смыслах, но не такой амбец, как сейчас. Да, главное, мутировавших тварей не было! – Басмач обмотал винтовочный шомпол ветошью и принялся чистить ствол МЦ.
– Тебе разве не рассказывали про старый мир? – Басмач покосился на Назара.
– Рассказывали… но каждый по-своему. Например, Гена Степаныч, он до войны в школе заведовал.
– Учитель?
– Не, – усмехнулся Назар, почесав щеку, – рассказывал, что сторожем был. Он скучал по тому времени. Тосковал. Говорит, простых вещей стало не хватать. Старик вообще иногда скажет чего и застынет, глаза округлит. А потом как проснется вроде, очки снимет, дужки проволочные начинает подгибать-подправлять… И новое рассказывать начинает. Часто он непонятными словами говорил.
Басмач стянул шапку, вытер лоб, а после защелкнул цевьё ружья. Оттянул затвор, спустил курок. Достал патроны из рюкзака, высыпал горкой на пол и принялся каждый разглядывать так и эдак. Постепенно одна горка уменьшалась, зато появились две, но уже поменьше.
– Басмач, а что такое эти «простые вещи»? – Тот задумался, но с патронами возиться не перестал. Назар терпеливо ожидал ответа.
