Решив, что на ужин сойдет вчерашний салат «Мимоза» с одним рыбным стейком на двоих, Тамара взяла детектив и устроилась в кресле у окна.
«Устал я от жизни такой», – сказал герой романа.
«Так сдохни», – сказал ему приятель и выстрелил в упор.
Через две страницы выяснилось, что герой был в бронежилете. Еще через одну его бросила жена. Тамара подобрала под себя ноги и захрустела печеньем. На середине книги ноги затекли и пришлось идти включать свет. А потом пришел Бастрыга, так что про свидание героя с новой избранницей Тамаре узнать не пришлось.
– Голодный? – спросила она.
– Очень, – ответил Бастрыга, моя руки в ванной комнате. – Сегодня пообедать не получилось. Один придурок, вместо того, чтобы повеситься самому, сначала повесил жену и ребенка. Сам сообщил об этом в полицию, но наряд в дом не пустил, отстреливался из охотничьего ружья, пока его не уложили гранатой. Теперь возбуждено сразу два дела, и оба висят на мне. Как будто мне без них заниматься нечем.
Вытирая руки, Бастрыга уронил полотенце и наступил на него. Тамара хотела сделать ему замечание, но передумала. Не самый подходящий момент для того, чтобы учить любовника аккуратности.
– Опять «Мимоза»? – недовольно буркнул он, усаживаясь за стол.
– Есть еще семга, – быстро сказала Тамара.
– Тоже вчерашняя?
Бастрыга придвинул тарелку и наклонился, нюхая салат. Лицо его выражало брезгливость. Как будто перед его носом был не салат, а кошачье дерьмо.
– А знаешь что, – воскликнула Тамара с деланным оживлением, – давай коньячку выпьем? Так хочется крепкого.
Бастрыга поморщился и кивнул:
– Ну давай, неси.
Захотелось как следует врезать ему по башке сковородой, чтобы не гримасничал за столом. Тамара со звоном бросила вилку в свою тарелку.
– Там, где я воспитывалась, было принято, чтобы мужчины ухаживали за дамами. Готовь ему, стирай, а вместо благодарности «давай неси».
– Рад слышать о твоем благородном происхождении, – сказал Бастрыга. – А то у меня имелись другие сведения. Неблагополучные родители, трудное детство и так далее.
Тамара почувствовала, что краснеет – краснеет столь стремительно и бесповоротно, что скрыть это невозможно. Лицо, шея, грудь, даже плечи, все пылало.
– Ты что, рылся в моей биографии? – спросила она с ненавистью.
– Просто слухи доходили, – ответил Бастрыга спокойно. – Так как насчет коньячку? Или ты передумала?
Это был тот решающий момент, который однажды наступает в жизни каждого. Момент истины. От выбора Тамары сейчас зависела ее дальнейшая жизнь, ну, по крайней мере обозримое ее будущее. Можно остаться сидеть, а можно встать и сходить за бутылкой и рюмками. Бастрыга поставил Тамару перед выбором. Он не скрывал, что решил указать ей на ее место. Прежде уже происходило нечто в этом роде, но не столь прямолинейно и откровенно.
Отодвинувшись вместе со стулом, Тамара поднялась из-за стола. Бастрыга наблюдал за ней с насмешливым любопытством. Ах, как хотелось швырнуть ему в лицо тарелку с недоеденным салатом!
Когда Тамара сходила к бару и вернулась оттуда с бутылкой, от недавнего румянца и следа не осталось. Бледная и холодная – вот какой она была. Очень бледная и холодная.
Они выпили. Поговорили о каких-то пустяках. Потом, улыбаясь, Бастрыга заставил Тамару встать, прижал ее к стенке и овладел ею. Она сопротивлялась и даже кусалась, но не сильно, а под конец повисла на нем всем весом, вскрикивая и сотрясаясь. Пережитое унижение странным образом усиливало наслаждение. Запершись в ванной комнате, Тамара посмотрела на свое отражение в зеркале и назвала себя шлюхой.
Вытираясь после обжигающе-горячего душа, она машинально прислушивалась к голосу Бастрыги, говорившего по телефону.
– Да понял, понял… Пятое… Внук? Черт! Сколько ему было? Тоже пакет на голову? Вот суки! Калибр уточните… И вообще баллистику проверьте тщательно. Думаю, тот же самый ствол, но чем черт не шутит. Соседи что-нибудь слышали? Ладно, ладно, на месте выясню. Сейчас выезжаю.
Не тратя время на одевание, Тамара выскочила из ванной и, кутаясь в полотенце, побежала к Бастрыге так быстро, что едва не потеряла тапочек на ходу.
– Леня! – воскликнула она возбужденно. – Опять?
– Что опять? – спросил он, просовывая ногу в штанину.
– Ограбление с убийством. Старики, да? Деньги на квартиру собрали?
Бастрыга неторопливо застегнул молнию брюк и только потом ответил:
– Да, Тома, да. Но доклад предназначался не для твоих ушей. Мне не нравится, когда мои разговоры подслушивают.
– Ты громко разговаривал, – парировала Тамара.
Будучи женщиной, она отлично знала, когда мужчине следует уступить, а когда на него надавить, чтобы достигнуть желаемого результата.
– Ты сегодня просто невозможный, Леня! Придираешься, придираешься… Сколько можно? Мне надоело. То не этак, это не так. Знаешь, если я тебя не устраиваю, то нам лучше расстаться. – Она стащила с себя полотенце эффектным, хорошо продуманным жестом, набросила его на плечо и промаршировала в направлении ванной комнаты. – На квартиру я не претендую. Вообще ни на что не претендую. С меня хватит!
– Погоди, погоди!
Бастрыга успел догнать Тамару и придержать дверь только потому, что она сама этого захотела. – Чего ты кипятишься?
– Пусти! – она сердито вырвала руку.
Бастрыга взял ее за талию, привлекая к себе.
– Успокойся, Тома. Я не хотел тебя обидеть.
– Но обидел.
– Извини, ладно?
– Только при одном условии.
Тамара сделала вид, что пытается освободиться от объятий Бастрыги, отчего прижалась к нему еще плотнее.
– Какое условие? – Он задышал чаще, чувствуя прикосновение ее распаренного тела.
– Расскажи мне про преступление, – потребовала Тамара. Теперь полотенце валялось на полу, а она полностью владела ситуацией.
– Да я пока ничего не знаю толком, – замялся Бастрыга.
– Все, что знаешь. А потом позвонишь и добавишь остальные детали.
– Это служебная тайна, между прочим.
– Напомнить, сколько служебных тайн ты мне выдал?
– Тома, я не хочу, чтобы ты писала об этом, – заявил Бастрыга настолько строго, насколько позволяла ему близость с обнаженной любовницей.
Обычно для «перезагрузки» ему требовалось часа полтора, не меньше, а тут он чувствовал себя готовым к новым подвигам. Вот что значит экспериментировать в сексе, подумал он, гордый своей «боеспособностью». Оказывается, есть еще порох в пороховницах!
– Почему-уу? – протянула она, и в ее интонации прозвучало что-то тягучее, коровье.
