— Вот-вот! Первую неделю, как на работу вышла, и на тебе — подарочек! Тяжёлая рука. Если так пойдёт и дальше, лучше совсем от следователя отказаться. Раньше тихо у нас было, — переживал загрустивший прокурор.
— Романтичная она у вас особа, — не удержался Глотов.
— Какая там романтика! — всплеснул руками прокурор. — Вывернуло её всю ещё там, после осмотра. Медицинскую помощь оказывать пришлось.
Машина дёрнулась на очередной колдобине, всех тряхнуло. Тарашкин был невозмутим.
На несколько минут воцарилась тишина.
— Значит, ваши говорят, труп городской? — первым пришёл в себя от встряски Ковшов.
— Не наш.
— А вы, Виктор Фёдорович, не запросили в милиции сведения о без вести пропавших за последний месяц?
— Лудонин команду сразу дал, чтобы все дела подняли на пропавших, и велел участковым опросы по сёлам провести. Работаем в этом направлении. Всё-таки сомневаюсь я, Данила Павлович, всё у нас в районе было, но такое впервые. Я сразу Николаю Павловичу и решил позвонить.
— Привыкать надо, — донеслось из угла салона от Глотова, — урбанизация грядёт.
— Не спешили бы с этим, — заёрзал прокурор на сиденье, — до пенсии не доживёшь, если такие находки зачастят.
— Виктор Фёдорович, у вас места отбытия наказания имеются? — вернул из ностальгии прокурора Ковшов.
— Пока бог миловал…
— А осуждённых, отбывших наказание, много?
— Не без этого. Не считал. А где их нет?
— Следует организовать проверку среди лиц этой категории.
— Да, поработать придётся, Данила Павлович, мы уж тут с начальником милиции продумали. Только без города и вашей помощи не обойтись. Следователя настоящего и того нет! А вот и приехали…
Машина, ведомая Тарашкиным, опять совершив крутой вираж и лихой манёвр, как у подъезда райпрокуратуры, застыла перед небольшим холмом на опушке леска в нескольких метрах от крутого берега, обрывающегося к самой воде. Близ холмика суетилась группа людей, преимущественно в милицейской форме. В цивильном костюме выделялся Лудонин. Всегда уверенный в себе, неподвластный сомнениям и нервозности, сейчас удручённый, он сидел в отдалении на пеньке у березок в одиночестве и безрадостным взглядом изучал поверхность реки.
На холме, также в отчуждении, как саркофаг фараона, покоилось то, что Фегосеев назвал ящиком.
На приветствия приехавших Лудонин не зажёгся, поздоровался, подойдя, но сразу вновь возвратился к пеньку и меланхолично застыл на нём.
Вячеслав Глотов первым оказался у «саркофага». Ковшов помог ему поднять и отложить в сторону крышку. Увиденное заставило вздрогнуть, хотя он и готовился к самому худшему. Остановилось дыхание, медленно пятясь, сошёл он с холма вниз и только после этого перевёл дух. Здесь резкий зловонный запах из «саркофага» не раздражал слизистую носа и не душил сознание.
— Ты что? — толкнул его Черноборов.
— Вот почему погибали все, кто увлекался поисками Тутанхамона и прикасался к мумии, — философски заметил Ковшов. — Мне жить хочется. Пусть Слава расхлёбывает.
— Что, так гадко? — посочувствовал криминалист.
— Совершенно обглоданный череп. Весь в репьях каких-то, — поёжился Ковшов. — Я понимаю ту девочку — следователя. Ни глаз, ни ушей, ни рта. Зубы скалит, паразит!
— Видно, правильно она сказала?
— Да уж, — только и смог пробурчать Ковшов, — маска смерти, лучше не придумаешь. Опознать не удастся.
— Придётся выпаривать на спиртовках этого неудачника, — донёсся до них невозмутимый голос Глотова. — Поместим, что осталось от головки в кастрюльку на огонь, отварим-отпарим, всё ненужное отвалится, по голому черепу восстановим внешний облик бедного Йорика. Метод Михаила Михайловича Герасимова даёт беспроигрышный результат один к одному. Он Тамерлана — Великого Хромца так к жизни вернул. Залюбуетесь.
Эксперт подцепил череп, вытащил его на белый свет и, держа перед собой на вытянутых руках, в резиновых перчатках тщательно стал его рассматривать. Ковшов обратил внимание, что Глотов успел нацепить и респиратор.
— Череп, уважаемые прокуроры, — важно провозгласил Глотов, — имеет повреждения в области затылочной кости. Скорее всего, это был удар тяжёлым предметом с тупой твёрдой поверхностью. Конечно, кость нуждается в специальном тщательном исследовании, но вам же сейчас нужно моё мнение…
Он помолчал и после артистической паузы, больше рисуясь, но серьёзно закончил:
— Не боюсь и сейчас сказать: похоже, это был обух бытового топора. Так что ищите топор, уважаемые прокуроры.
Слабонервных эти манипуляции с черепом смутили. Фегосеев отодвинулся поближе к Лудонину, на самый бугор, к свежему речному ветерку.
— Павел Фёдорович, — потревожил Ковшов безмолвствующую статую криминалиста, — и тебя застолбило? Я припоминаю, в какой-то области уже подобное наблюдалось? Где, не подскажешь?
— Ну как же, — напряг память Черноборов, — приказ был… прокурора России Бориса Васильевича Кравцова… по городу Калинину.
— Вот-вот. Что за приказ?
— Тоже ящик там милиционеры нашли с головой…
— Ну и что?
— Зарыли…
— А потом?
— А потом всех повыгоняли с работы: и милиционеров, и прокуроров.
— Печально закончилась та история…
— А ты что вспомнил-то, Данила Павлович?
— Да так, тоска доняла. Поздно нам её закапывать.
— Шутки у тебя, прокурор…
— Ну что ж… тогда будем раскрывать.
Ланч цезарей
К концу недели накопилось столько незавершённых дел, что он долго ломал голову, чему отдать предпочтение.
Клавдия подождёт. Хотя, конечно, не виделись уже бессовестно давно, он не мог выкроить и два-три часа среди недели, а в прошлые выходные вообще проторчал в командировке за городом. Зазноба уже начинала откровенно дуться, звонила, укорять не смела, но намекала, не нашёл ли другую, помоложе. Не догадывалась, что бросить её он уже не мог, намертво прикипел душой…
Волновал старший сын Николай: опять его привезли поздно ночью из какого-то злачного места — кафе или ресторана. Напился с дружками так, что идти сам не мог; мать встретила сына, тайком уложила и к двери его кабинета прошлёпала, прислушиваясь, не дознался ли он. Всё покой его оберегает. Какая наивность! Разве шило в мешке утаишь? Эх, женщина, женщина, живёт с ним с молодых лет, а так мужа и не распознала. Или, может, как и он, вида не подаёт, смирилась…
А к сыну пора принимать серьёзные меры. Позорит его мальчишка! Нравоучительные беседы, что он с ним пытался проводить, ситуации не меняли, отбился совсем от рук. Нет, к нему методы графа Честерфилда
[12] не подходят. Кулаком он не привык. Что же делать с сыном? Надо отдать его в жёсткие руки. Вот-вот. Как он раньше не подумал? В милицию его! Там форма, дисциплина, спрос. Перевоспитают, перелицуют… Надо всерьёз всё продумать. Не потерять бы пацана…
