Южный город, в котором он очутился, здание на улице Светлова, стали его конечным адресом в личном служебном деле. Он просился на родину, в Свердловск, но там вакансий не нашлось.
Не меняя профессии, пришлось примеряться к новой специализации. Следственный участок был ближе. Но привыкнуть к «гражданке» никак не мог. Здесь всё было другим. Свою страну с её организацией деятельности местных чекистских органов он не знал. А многое не понимал, рассуждая всё ещё так, как учили там, за границей. Появлялось новое ощущение, которое Серков запрятывал в глубины сознания, потому что побаивался поначалу — некоторые принципы и методы работы с населением он не принимал. Его жизненный опыт, служба, знания того, что было неизвестно обывателю, и того, чего большинству знать совсем не положено, сыграли с ним злую шутку. Надо было уходить в отставку, но он всё как-то откладывал…
С Шабазьянцем, в кабинете которого он сейчас коротал время, они сошлись сразу, видимо, их сблизило то, что оба не были местными, оба служили за границей, оба прошли через жернова незаслуженной кары. Правда, у Гамлета были субъективные причины вынужденного перемещения: «за бугром» у него не заладилось с молодой женой. Шабазьянц приревновал её к сослуживцу и попал в историю. Дело, начавшееся житейской потасовкой, для обоих чуть не обернулось позорной отставкой. Но начальство сжалилось — и тот, и другой имели заслуги, у Гамлета к тому же отец служил в ЦК Армении, поэтому всё завершилось вполне благополучно, если не считать, что ответственный родитель затаил на провинившегося сына обиду и видеть его дома не захотел.
С Шабазьянцем Серкову было хорошо, они не задавали друг другу глупых вопросов, не расспрашивали о личном, то есть в душу не лезли, не философствовали на посторонние темы — о будущем, об истине, о вечном…
Шабазьянц быстро женился второй раз, и они дружили уже семьями. Но потом Гамлета осчастливили милицейским назначением, видеться они стали реже, отношения похолодели, но не умерли, а встречи были радостными. Они, непьющие, напивались оба, как сорвавшиеся алкаши.
А в этот раз…
Да, обидел он, конечно, Гамлета. Что говорить, приятель ищет забвения, где-нибудь распекая подчинённых, что-то не спешит возвращаться… Ничего, остынет, прибежит. Серков глянул на торжествующую на столе бутылку коньяка, та не покачнулась. Ждала своей участи. «Жди, жди», — сказал ей Серков и зашелестел листами оперативных сводок.
Ему понадобилось ещё около двух часов, чтобы додолбить начатое до конца. То, о чём выкрикивал Марасёв на совещании, было там, где и положено быть.
Вот эта злосчастная информация… Серков дважды внимательно прочитал донесение. Как же его без интереса оставили оперативники управления Комитета? Удивительное дело! Они объяснили, что приняли за обычное хулиганство, и посчитали — милиция сама разберётся… Да, дела… А может, их смутило и насторожило, что правонарушитель не был установлен? Это ближе к истине. Вот разгильдяи! Но это уже заботы начальства. Ему бы свои проблемы разрешить. Сводка гласила:
«Утром… в центре города… на стенах ряда жилых домов и торговых зданий, а также на стенах Кремля прохожим замечены были размалёванные коричневой краской фашистские свастики. Их насчитывалось более тридцати штук. Также на стене Кремля имелась надпись, выполненная той же краской: “Смерть коммунистам!”
Принимаются меры к установлению правонарушителя, привлечению его к ответственности. Надписи уничтожены до массового выхода населения на улицы города…»
«Истинно, милицейский колорит подачи информации, — оценил прочитанное Серков. — Полный нуль, но какой оптимизм взгляда в будущее!»
Надо было заняться поиском концов, но Шабазьянц проявлял полное равнодушие к товарищу. Серков набрал по телефону дежурного, попросил найти подполковника. Ждать ему пришлось долго — Гамлет коварно мстил за обиду и наслаждался мщением. Этим чувством так и была наполнена его физиономия, когда он наконец появился.
Серков быстро исправил ошибку и взмолился:
— Дорогой, сколько я могу тебя дожидаться? Издеваешься, да?
И он кивнул на коньяк.
Этим он мгновенно искупил вину и получил прощение.
Когда гвалт по поводу инцидента улёгся и друзья, выпив по второй — за встречу и по третьей — за здоровье друг друга, успокоились, закурив по сигаретке, Шабазьянц поинтересовался:
— На кой шут понадобилось генералу гонять тебя в дежурную часть? Неужели действительно ему нужен тот пьянчуга, что разукрасил Кремль? Что ему серьёзных дел не хватает?
— Дел хватает. Не заводись, — степенно остановил горячего приятеля Серков. — Никак ему обиды не простишь за свой уход?
— Э, дорогой! — Шабазьянц вскочил на ноги. — При чём здесь мой уход? Каждый должен заниматься своим делом. Нам — пьяницы и общественный порядок! Вам — шпионы!
— Не горячись. — Серков отошёл к окну, дал товарищу успокоиться. — Раз поручил мне, значит, понадобился ему этот художник. Кстати, нашли его твои милиционеры?
— Почём я знаю, дорогой? — развёл руки подполковник. — Я эту службу и не курирую вовсе. Хочешь, спрошу у Лудонина? Нет. Думаю, он тоже такими мелочами заниматься не будет. Скорее всего, материал направили в райотдел милиции. Там и искать концы надо. Где это было?
— В центре города. Вот сводка.
— Кировский район… Сейчас найду по телефону начальника. Он тебе всё выдаст. Что тебя интересует.
— Фамилия интересует.
— Получишь и фамилию, и имя, и отчество, — уверенно успокоил друга Шабазьянц.
Начальника райотдела на месте не оказалось. Дежурный доложил, что тот выехал на место происшествия — в районе обнаружен труп с телесными повреждениями.
— Вот видишь, — обернулся к Серкову Шабазьянц, — люди делом заняты. Убийство в городе, а вам мелкий хулиган понадобился!
— Слушай, Гамлет, дружище, — затянул Серков. — Давай, выручай! Я сегодня хотел все точки расставить. И так день целый угробил. Свяжись с заместителем. Выяснить надо про этого Пикассо.
— Гамлет, мой друг, своё дело знает, — оживился подполковник. — Гамлет расшибётся, а из-под земли тебе достанет и Пикассо, и микассо. Ты что, уснул? Наливай ещё, дорогой!
…Ни Пикассо, ни микассо в тот день друзьям разыскать не удалось. Более того, вызванный в кабинет и прибывший по требованию Шабазьянца заместитель начальника райотдела, грузный усталый капитан милиции, по виду и возрасту — два дня до пенсии осталось, вытянувшись у двери, дрожащим голосом доложил подполковнику, что неизвестный так и остаётся по сей день неизвестным, то есть неустановленным, но меры по его розыску, конечно, предпринимаются, несмотря на три нераскрытых умышленных убийства, двенадцать грабежей и большое количество краж. Числа их он перед большим начальством назвать поостерёгся.
— А у вас ещё что-либо подобное в районе случалось? Материалов аналогичного содержания не поступало? — безнадёжно поинтересовавшись больше для проформы, нежели для интереса, задал вопрос не вмешивавшийся в шумный диалог двух милиционеров Серков.
