— Ммм… видите ли… — замялся тот, — мне не хотелось бы заранее… ведь, если мои подозрения не подтвердятся, то…
Енисеев собрался было ему возразить, что если они подтвердятся, может оказаться слишком поздно, как ощутил какой-то нездешний, пробирающий до костей холод. Он сначала подумал о сквозняке и взглянул на окно. Но оно было закрыто. Холод исходил от сидящего напротив клиента. Казалось, за его спиной распахнули дверь в сырой, промозглый подвал. Енисеев услышал даже запах этого подвала. Это был запах могилы. Со знакомым гулким ударом сердца, отозвавшимся в ребрах, как в своде колокола, он ясно понял, что Борис Михайлович умрет сегодня, сейчас. Енисеев вскочил на ноги.
— Спасайтесь! Ваша жизнь в опасности! — закричал он.
Краснолицый клиент побелел, словно его окунули в хлорку, открыл карасиный рот.
На крик Енисеева в кабинет, выдергивая пистолет из подмышечной кобуры, ворвался стоявший за дверями охранник.
— Где?! Что?! О чем вы?! — в страхе возопил Борис Михайлович, озираясь.
— Не знаю! Но я почувствовал, что вы скоро умрете! Так было и перед тем, как разбился польский самолет! Вы же сами сказали, что вас собираются убить!
— Все ко мне! Быстро! — заорал в рацию охранник. В другой руке он держал пистолет и нацеливал его то на Енисеева, то на Ступара. Потом он бросил рацию на стол, схватил за руку хозяина и оттащил его в угол, подальше от окон.
Енисеев тоже отошел от окна и поманил к себе Льва Даниловича. Но разинувший рот Ступар, похоже, пребывал в ступоре. В кабинет ворвались еще двое охранников с пистолетами — тот, что стоял у входной двери и другой, видимо, водитель. Они принесли бронежилет и стали его напяливать поверх пиджака на Бориса Михайловича.
— Что же мне делать?! — хватая рыбьим ртом воздух, спросил он у Енисеева.
— Вы куда сейчас хотели ехать?
— Как всегда — в офис!
— Значит, и убийцы так думают. Не езжайте в офис! Не садитесь в ту машину, на которой приехали! Не делайте того, что собирались сегодня делать! Уезжайте на дачу, а еще лучше в то место, о котором, кроме вас, никто не знает, и спрячьтесь там с охраной. В четырех бетонированных стенах без окон, как сами говорили.
Старший охранник снова схватил рацию.
— Базе! Вторую машину сюда! Подкрепление! С помповиками и светошумовыми гранатами!
— А дальше? — допытывался задыхающийся в бронежилете Борис Михайлович. — Что мне делать дальше? Так и жить в четырех стенах?
— Спросите у Бога! Я не Бог! Молитесь!
Бизнесмен мелко закрестился и даже поискал глазами на стенах икону, как, очевидно, подсказала ему родовая память предков, но там были только носатые уродцы Шемякина. Енисееву хотелось истерически смеяться.
— Отдайте свой бизнес! Только не своему гаду-партнеру, а государству! Раздайте деньги бедным! Верните их тому, кого обманули или обокрали! Уйдите в монастырь! Спасайтесь!
— Вы шутите? — вскричал возмущенный клиент. — Все крали! Все обманывали! А расплачиваться должен я?!
— Делайте, как хотите, — отвернулся Енисеев.
Лицо Бориса Михайловича снова побагровело, в углах рта появилась пена.
— Мне душно. Хочу на воздух, — распуская узел галстука, прохрипел он и побрел к двери.
Но начальник охраны преградил ему путь.
— Нельзя, шеф. Вторая машина еще не подъехала. На улице могут быть снайпера.
Охранники окружили хозяина и снова оттеснили его в угол. Борис Михайлович с тоской озирался вокруг себя.
— Тогда откройте окна!
— Нельзя, — снова покачал головой старшо́й. — Могут кинуть гранату.
Клиент обмяк на руках у охранников, стал валиться набок.
— Сейчас, сейчас! Кондиционер! — Ступар, наконец, вышел из ступора, схватил со стола пульт и нацелился в панель кондиционера.
Охранники оттащили Бориса Михайловича к дивану и уложили.
— Сердце!.. — пожаловался он. — Нитроглицерину! Помогите! Отдаю деньги бедным!
— Он что — сердечник? — похолодев, спросил Енисеев у охранников.
Один из них кивнул.
— Где у него нитроглицерин?
— Обычно — в нагрудном кармане.
— Так дайте же ему!
Однако, как назло, достать нитроглицерин из кармашка пиджака не позволял бронежилет. Толкая друг друга, охранники стали расстегивать его. Но Борис Михайлович вдруг изогнулся дугой и забился в судорогах. Изо рта его хлопьями полетела пена.
Ступар дрожащими руками схватил телефонную трубку.
— «Скорая», «скорая»!..
Но «скорая» не понадобилась. Судороги прекратились так же внезапно, как начались. Борис Михайлович обмяк, запрокинул голову, из груди его вырвалось что-то похожее на «ххаа!». Это «ххаа!» было его жизнью. Или, может быть, душой. Борис Михайлович затих, удивленно открыв свой сдавленный с боков, как у карася, рот. Остекленевшие глаза его были неподвижны. Он так и не успел отдать деньги бедным.
Часть вторая
1
Суд приговорил Енисеева к двум годам тюрьмы условно. Он мог бы оказаться и в тюрьме, если бы Ступар и охрана не подтвердили, что опасения умереть от рук наемных убийц у Бориса Михайловича действительно были. Но суд не нашел, да и не мог найти никаких доказательств того, что клиенту грозила смерть от рук киллеров именно в этот день. И, напротив, посчитал, что «так называемое предсказание» Енисеева могло спровоцировать ее. Подавленный случившимся Енисеев, кстати, с этим и не спорил. В сущности, обвинение было право: Борис Михайлович умер напророченной им смертью. А может, и в результате этого пророчества. Енисеев стал орудием судьбы и орудием отнюдь не пассивным: ведь он счел привлекательным для себя сотрудничество со Ступаром. У Енисеева было одно оправдание: он не лгал Борису Михайловичу, говорил то, что думал.
Само собой, в провидческие способности Енисеева судья не поверил, а прокурор даже хотел обвинить его в том, что он напророчил смерть клиенту небескорыстно, с целью получить с него побольше денег. Енисеева спас договор с АВПП, в который по его настоянию был внесен пункт об отказе от гонорара, если прогноз сулит угрозу жизни и здоровью клиенту. Но сам договор свидетельствовал, скорее, против Енисеева. В нем не было слов «пророчество», «предсказание»: осторожный Ступар избегал их, предпочитая «прогноз», «консультацию». Суд посчитал, что Енисеев вышел за рамки договора об оказании услуг аналитического характера, предлагая клиенту принять на веру возможность близкой смерти. По мнению обвинителя, Енисеев вообще не имел права заниматься прорицаниями, поскольку не получал лицензии на подобного рода деятельность.
Рассказ Ступара о том, как Енисеев предсказал гибель самолета Леха Качиньского и поражение на президентских выборах его брата, не вызвал доверия суда ввиду отсутствия свидетелей с польской стороны. Ксения Аркадьевна на просьбу Льва Даниловича выступить свидетелем защиты ответила категорическим отказом и запретила вообще упоминать о своих визитах в агентство: она простила гаишника и не собиралась делать свою личную жизнь достоянием общественности. Правда, в суд хотела пойти Надя с рассказом о предсказании Енисеева в самолете Москва — Иркутск, но он ей не разрешил. Кто поверит показаниям жены обвиняемого? Суд, однако, принял как доказательства представленные Ступаром статьи Енисеева «Пришел, увидел, победил» и «ВОНА начинает, но не выигрывает», — но как доказательства его аналитических способностей, а не оракульских.
