Нет… Нет… Путь к установлению истины лежит через Картавого. Он один знает, что произошло вчера в парке. И я должен найти его раньше, чем кто-либо другой… Иначе все усилия — коту под хвост!
Черт, я даже не определил, откуда звонили на ноль три! Вот и задача номер три… Три — три… Мистика какая-то… Эта — номер один, все остальные меняют порядковые номера на более поздние!»
* * *
Несмотря на то что часы давно пробили полночь, спать не хотелось. Василий еще долго ворочался в кровати, анализируя события прошедшего дня. Решил — завтра встанет в шесть утра, завезет завтрак Ивану и займется решением трех поставленных перед собой задач…
«Для начала узнаю, откуда вызвали “неотложку”… Вариантов опять три: со стационарного, мобильного и автомата. Первый практически отпадает: жилых домов вблизи парка нет, значит, стать случайным свидетелем происшествия из окна — невозможно… Правда, существует вероятность того, что кто-то прогуливался в парке и, обнаружив окровавленное тело девушки, срочно вернулся домой, чтобы вызвать “скорую помощь”, но она очень мала и подразумевает под собой два непременных условия: человек опять же должен жить где-то неподалеку (какой резон звонить медикам через полчаса?) и не иметь при себе сотового телефона, что тоже маловероятно в эпоху всеобщей “мобилизации”.
Если звонили с таксофона, — это, с одной стороны, плохо: попробуй установи, кто им воспользовался, с другой — хорошо: тем, другим, что пытаются вычислить преступника (или свидетеля чьего-то преступления), так же, как и ему, будет непросто достичь цели…
Ну а если с мобильного — тогда конец: влиятельные дяди давно вычислили Картавого и отправили его туда, куда ранее уже упекли Синицына с Шеляговым…»
* * *
Посторонних в больницу пускали только с девяти часов утра, и Василий в очередной раз мысленно поблагодарил Господа за то, что у него есть маленькая красная книжица, позволяющая открывать многие двери.
«Суббота. Выходной день для всех, даже для медиков — только не для ментов», — грустно улыбнулся майор, отмечая, что ему на глаза попадается необычно малое количество людей в белых халатах.
Первый этаж, второй, третий…
Черт, «одышка»… Этого еще не хватало! Вот они — первые звоночки!
Палата, где лежала Анюта, была заперта. В голову сразу полезли невеселые мысли, и Егоршин начал дергать ручку так, что со стены посыпалась сухая штукатурка.
В это время изнутри донесся голос:
— Сейчас… Я сейчас!
Дверь отворилась.
Ни слова не говоря, Ваня вылетел в коридор и понесся в конец отделения, где обычно располагаются сортиры. Вернулся только через минут пятнадцать. Василий за это время успел отдать санитарке две полуторалитровых пластиковых бутылки с мочой и поправить белье на постели дочери.
— Чуть днище не вырвало! Еще бы полчаса — и не было б у тебя брата, — отрапортовал Иван.
— Ничего с тобой не случится — до самой смерти.
— Это точно… Ну, рассказывай, что там с Шелей?
— Его застрелили. И, скорее всего, из собственного оружия. Результаты экспертизы будут только в понедельник, но в обойме табельного «макара» не хватает одной пули…
— Как это случилось?
— Я договорился о встрече с ценным свидетелем. А его убрали…
— Еще один труп? Не слабо…
— Неподалеку от места преступления мы засекли подозрительного парня. Андрей бросился за ним вдогонку. Спустя четверть часа я нашел его в вентиляционной яме.
— Свидетелей, понятное дело, нет?
— Нет. К Анюте никто не заходил?
— Только заведующий. Шапиро. Ты с этим жидком поосторожнее…
— Разве он еврей?
— А то ты не знал?
— Степан Иванович?
— Они по части маскировки — большущие мастера. Чуть что, Лейбы сразу становятся Леонидами, Мойши — Михаилами.
— Где ты всего этого набрался, брат?
— С одной еврейкой два года жил, после того как с женой развелся. Жуть какая страстная баба!
— Где она сейчас?
— Кто, Циля? Выехала в Израиль. На ПМЖ. Меня, кстати, с собой звала…
— То есть, вы расстались друзьями?
— Типа того…
— У тебя есть ее телефон?
— Конечно.
— А емэйл?
— Есть. Связывались мы как-то. По скайпу.
— Диктуй.
— Блокнот дома остался.
— А… черт…
— Чего ты так суетишься?
— Консультация нужна. Вот, смотри, какая вещь осталась на месте преступления, — Василий бережно раскрыл пакетик с серебряной цепочкой.
— Сто пудов — иврит! — компетентно заверил Иван, лишь бегло взглянув на медальон. — Я некоторые «иероглифы» знаю. На букву, что изображена на аверсе, начинается слово «шолом». Мир вам, по-нашему. А на реверсе… Чьи-то инициалы…
— А может, это первые буквы имени и фамилии?
— Шут их знает. Я в этой казуистике не много смыслю.
* * *
Решить первую поставленную перед собой задачу оказалось гораздо сложнее, чем предполагал Егоршин. Обратиться за помощью к технарям — нельзя, те сразу донесут начальству, сделать запрос в Ростелеком — тоже: его никто не завизирует, ни Ракитский, ни тем более Левитин. А без их подписи на «петицию» простого опера никто не отреагирует. Да и чревато предпринимать какие-либо официальные шаги: о них сразу станет известно всем, кому надо и не надо…
И тут Василий вдруг вспомнил об одной даме, некогда набивавшейся к нему в сожительницы. Звали ее Алиной, а работала она старшей смены в секретном подразделении ФСБ, фильтрующем всю телефонную корреспонденцию.
Располагался отдел в бывшем коммутаторном зале местного представительства Ростелекома. Громоздкие шкафы после ремонта заменили современной автоматикой, к которой подключили несметное количество звукозаписывающих устройств последнего поколения, настроенных через компьютер на ключевые слова: «убью», «замочу», «взрывчатка», «тротил», «президент» и тому подобное.
Аля никогда не соглашалась выполнять его маленькие просьбы, но ведь нынешний случай — не чета прошлым. Настоящий форс мажор, черт побери!
Он спешно набрал хорошо знакомый номер, которым не пользовался уже полгода, и сразу услышал приветливый голос:
— Слушаю…
— Доброе утро, красавица!
— Это ты, Василий?
— А то кто же?
— У тебя новый номер?
— И старый тоже. Я разбогател и купил еще один телефон.
— Понятно… Ты по личному делу или по работе?
— По личному, — не моргнув глазом, соврал Егоршин.
