— Слышь, кто ты теперь по званию?
— Как и раньше — капитан. Капитан Максимов…
— Давай включим мозги, товарищ капитан… Две головы все же лучше, чем одна…
— Согласен!
— Твой брат — бывший военный, то есть человек, не понаслышке знающий о режиме секретности…
— Да.
— Ни с того ни с сего поделился своими подозрениями со случайными знакомыми, а те сразу поверили и решили позвонить тебе… Сомнительно, не правда ли?
— Вот и я об этом…
— И, кстати, где они взяли номер твоего телефона?
— Юрка дал.
— Ты утверждаешь, что он принял собутыльников за оборванцев.
— Ну да…
— Однако тот факт, что Юрий дал им твой телефон, свидетельствует совершенно об ином…
— О чем же?
— Он был на все сто уверен в том, что его собутыльники, как и ты, имеют отношение к МВД. А это значит, что те парни тоже догадывались о твоей роли, и в тот день разрабатывали именно тебя.
— Вот видите, товарищ майор, вы и сами обо всем догадались…
— Ты хоть говорил с братом после той выходки?
— Нет. Через день он погиб — выбросился из окна своего восьмого этажа.
— И у тебя есть подозрения, что ему помогли…
— Точно!
— Значит, тех, кто побывал в Юриной квартире, ты уже вычислил?
— Да!
— И кто это?
— Теперь — большие люди… Один — в столице, а другой… Левитин!
— О! Чудеса! И что их побудило затеять столь изощренную месть?
— Точно не знаю… Но подозрения имею.
— Поделись…
— Однажды я помог посадить за решетку криминального авторитета по кличке «Монгол»…
— Так вот чья это работа!
— А тот оказался кумом Левы, то бишь Анатолия Борисовича Левитина… Вместе они провернули дел на миллионы! С тех пор мне зажимают звания, не повышают в должности, при каждом удобном случае объявляют взыскания. До сих пор — капитан, а мог бы быть — подполковником.
— Теперь я «догоняю», почему ты горишь желанием помочь мне!..
* * *
Егоршин понимал, что Максимов вряд ли может оказаться двойным агентом. Да и особой надобности приставлять к нему кого-то нет: противник и так осведомлен о всех его перемещениях, благодаря прослушиванию телефонных разговоров. И все же до конца своему новому соратнику майор еще не доверял. Поэтому велел остановить машину между двумя соседними с пятиэтажкой особнячками. Дальше пошел пешком.
Вот он — единственный подъезд злосчастной малосемейки, все те же старушки на скамье, только почему-то без Инессы Сигизмундовны, библиотека… Прямо под ее окнами — вентиляционная яма, где был найден труп Шелягова, а над ними — застекленная лоджия, в которой темнел сгорбленный силуэт человека в инвалидной коляске.
Василий поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. В ответ — тишина. Еще… И еще раз… Наконец изнутри послышалось шарканье ног…
— Вам кого? — спросил усталый женский голос.
— Я к Геннадию…
— Он занят!
Оперативник приложил удостоверение к глазку:
— Майор Егоршин, уголовный розыск.
— Чего вы хотите? — завопила дама. — Мы вчера все рассказали вашим коллегам! Больше добавить нам нечего!
— Откройте, прошу вас, чтобы не пришлось вызывать участкового…
Дверь скрипнула и отворилась.
За порогом стояла миниатюрная худенькая женщина не старше сорока лет, к которой наблюдательный гость тут же мысленно прилепил издевательское прозвище — «Дюймовочка». Когда-то, может быть совсем недавно, она наверняка выглядела милой и обаятельной, теперь же больше напоминала неопрятную, раздражительную и злую старуху…
— Позовите сына…
— Гена, к тебе пришли! (Мать не стала дожидаться, пока ее кровинка приедет в просторный зал, — сама бросилась на лоджию и стала что-то шептать парню в ухо. «Не вздумай ничего говорить» — то ли расслышал, то ли догадался Василий).
После короткого «инструктажа» в двери, ведущей на балкон, появилась, наконец, инвалидная коляска.
— Здравствуйте.
— День добрый.
— Я майор Егоршин. Вчера под вашим окном убили моего лучшего друга…
— Ну, чего ты молчишь? Скажи ему, что ничего не видел, — настаивала Дюймовочка.
— Мама, я взрослый человек и знаю, что мне делать!
— Взрослый… Забыл, как связываться с ними?
— К сожалению, в то время, когда случилось несчастье с вашим товарищем, по телику шла очередная «Битва экстрасенсов», а мы эту передачу никогда не пропускаем, — вяло поведал инвалид. — Обо всем этом я рассказал вчера некоему лейтенанту Гаврилову. Надеюсь, он ничего не перепутал, записывая мои свидетельства.
— Значит так, Гена… Тебе сколько лет?
— Семнадцать.
— Моя дочь — Анюта — на год младше. Уже двое суток она не выходит из комы…
— И что с ней стряслось?
— Вот это я и пытаюсь установить…
— А… Это, наверное, та девушка, которую нашли в городском парке?
— Ты прав.
— Точно… Ее фамилия — Егоршина… Мы даже ходили в одну школу. Пока я мог ходить…
— Так ты не с рождения… того…
— Нет, — печально прошептала мать. — Его сбил пьяный судья. Мы пытались взыскать с него хоть какие-то деньги на лечение, да где там!
— А в истории с моей Анютой фигурирует прокурор города Белокуров.
— Одного поля ягоды!
— Что-то мог прояснить ваш сосед — Синицын, но его убили… Мы не успели всего на несколько секунд. Мой друг и коллега — Андрей Шелягов — бросился преследовать подозреваемого. Теперь он тоже мертв…
— Ну, хорошо… Вы добьетесь своего и докажете причастность прокурора к тому, что случилось с вашей дочерью. И что дальше?
— Не знаю… Но так просто ему это не пройдет!
— Да бросьте вы… Гена средь бела дня переходил дорогу по пешеходному переходу. Прямо возле своей школы. Все машины остановились. А этот не посчитал нужным… Потом схему ДТП перерисовали. Оказалось, мой сын не шел, а бежал, причем — в неположенном месте… А судья, который из-за алкогольного опьянения более чем в три промилле не мог выбраться из машины, по мановению волшебной палочки стал трезвым как стеклышко! И вообще, за рулем был его несовершеннолетний племянник, а Горшков сидел сбоку…
— Горшков говорите…
— Ну, да…
— Теперь он председатель городского суда.
— Одна шайка-лейка! Таких, как мы, они и за людей не считают. Бьют, давят, сажают в тюрьмы — из дому выходить страшно…
