А пока надо было действовать.
Сообщники загнали «шкоду» за угол дома, дабы не вспугнуть предполагаемого то ли свидетеля, то ли преступника, который мог наблюдать за развитием событий через окно, и неспешно двинули в сторону такси.
В это время дверь распахнулась, и на улицу выскочил стройный, поджарый мужчина с кожаным кейсом в правой руке. На вид ему было пятьдесят, от силы — пятьдесят пять лет, и Егоршин начал сомневаться в правильности своих предположений.
— Гражданин Левин? — поравнявшись с незнакомцем, спросил Серега.
— Вы ошиблись! — отрезал тот и, прихрамывая на левую ногу, предпринял попытку скрыться в машине.
Но не тут-то было!
Василий перехватил руку, уже открывшую правую переднюю дверцу, и резко заломил. Что оказалось весьма непросто: старик оказывал бешеное сопротивление, его оборонительные движения были выверенными, четкими — Егоршин сразу понял, что имеет дело с настоящим профи, в совершенстве владеющим приемами какого-то восточного единоборства.
Максимов тем временем достал удостоверение и принялся размахивать им перед носом ошеломленного таксиста:
— Милиция! Вызов аннулирован — клиент арестован! Ясно?
Ни слова не говоря в ответ, водитель завел автомобиль и, отпуская сцепление, утопил «до полика» педаль акселератора…
* * *
Егоршин и Левин смотрели в глаза друг другу на заднем сиденье «шкоды-Октавии». Ни страха, ни паники в поведении своего пленника майор, как ни старался, заметить не мог.
— Молись, морда жидовская… Прости и сохрани, — приставив пистолет к виску пожилого еврея, издевательски предложил Василий и в тот же миг включил диктофон.
— Наша молитва начинается иначе, — спокойно парировал Лазарь Соломонович. — Шма, Исраэль! Адонай элохейну адонай эхад…
— Че, че? Переведи, Антихрист!
— Слушай, Израиль! Господь Бог наш, и он — Господь — един!
— Круто! — глядя в зеркало заднего вида, прокомментировал Максимов. — Ты готов отправиться на встречу с ним?
— Хоть сейчас… Кто верит во Всевышнего, тот смерти не боится! Так что не тяни, оборотень ментовский, жми быстрее на курок…
— На курок сколько не нажимай — выстрела не последует, — решил «блеснуть» эрудицией Серега. — В нашем случае следует говорить «спусковой крючок»… Слушай, Василий, вышиби, наконец, мозги этому старому извращенцу, чтобы знал, падло, как цепляться к малолеткам!
— Каким малолеткам? — вспыхнул Левин.
— Аня, на которую ты напал в парке, его дочь!
— Так вы не из милиции? — радостно взвыл старик.
— Из!
— Ничего не понимаю… Вас послал не Белокуров?
— Нет. Мы сами по себе!
— Боже мой! Боже! Ты услышал мои молитвы! Спасибо! Спасибо!
— Эй, хватит бурчать! Колись быстрее, у нас мало времени!
— В четверг я гулял по парку… Навстречу шла прелестная незнакомка. Она слушала плеер и поэтому не почувствовала, как на аллею выехала машина. Перламутровый «лексус» летел сзади прямо на нее… Я бросился вперед, сшиб девчонку с ног и толкнул в кювет. Сам увернуться не успел и получил страшный удар в бок… Тут-то и пригодилось мое умение падать, полученное в результате напряженных тренировок по кунг-фу и долголетней работы каскадером…
— Вот почему первое, о чем она спросила, было: «Как дедушка?» — еле пролепетал Егоршин, опуская пистолет и одновременно пытаясь стать на колени в тесном салоне чешкой родственницы «фольксвагена». — Простите меня, уважаемый Лазарь Соломонович, Христом-Богом молю — простите! Что угодно для вас сделаю, любому пасть порву — только не держите на меня зла!
— Да бросьте вы! — засмущался Левин, почувствовавший, что этот, еще секунду назад такой грубый и жесткий человек вот-вот начнет целовать ему ноги. — На моем месте так бы поступил каждый…
— Ага… Дождетесь! Сейчас все живут по принципу «Моя хата — с краю!» — поворачивая голову назад, поддержал разговор Максимов.
— Это правда…
— Прекратить прения, — жестко приказал Василий. — Скоро начнется регистрация. Нам пора в аэропорт!
— Да-да… Точно, — засуетился Лазарь Соломонович. — Я хочу быстрей улететь из вашей гостеприимной страны!
— Скажите, а как вы узнали, что «лексус» принадлежит прокурору?
— О, это очень просто… Номер… Я запомнил номер. Впрочем, что там было запоминать? Ноль, ноль, один… Утром позвонил своему старому приятелю — известному журналисту — тот сразу сказал, чья это тачка. С тех пор я утратил покой и сон. Ведь, если бы меня нашли ваши коллеги, повязанные с прокуратурой, тогда капут — тюрьма!
— Скорее, петля! — язвительно ухмыльнулся Серега. — Пока вы отсиживались в шкафу, двое пошли этой дорогой!
— Повесились?
— Нет. Погибли от пуль…
— И кто это был?
— Кого вы имеете в виду — убийцу или его жертв?
— Жертв!
— Один, как и вы, невольный свидетель преступления, случайно оказавшийся в машине Белокурова…
— Да-да, я видел, в салоне был пассажир!
— Второй — опер, напарник майора Егоршина!
— И самый близкий мой друг! — безрадостно уточнил Василий.
— Сочувствую! — растроганно всхлипнул Левин. — Искренне сочувствую вам… Извините, извините, ради бога, что так получилось…
— Да, кстати… Дочь Василия Давыдовича до сих пор в реанимации. Падая, она наткнулась глазом на сучок, — окончательно добил его Максимов.
— О Господи! — только и выдавил Лазарь Соломонович.
* * *
Регистрация заняла всего несколько минут.
Во избежание форс-мажора (мало ли чего можно ожидать от Белокурова с компанией?!) ценного свидетеля решили не «светить» в многолюдном месте и вывели в соседний парк, предложив вернуться в аэропорт только перед самой посадкой. Так и сделали.
Левин поочередно обнял своих провожатых и, показав паспорт людям в форме, сделал первый шаг в сторону новомодных аппаратов, просвечивающих пассажиров с головы до пят…
И только тогда Василий вспомнил о медальоне.
— Простите, я совершенно забыл!
Он в который раз за последние дни выложил на ладонь серебряную цепочку и протянул руку за линию пограничного контроля.
— Ах, да, спасибо… Спасибо, что вы вспомнили о нем, — благодарственно запричитал старый еврей. — Это семейная реликвия, уже много лет переходящая от отца к сыну. Моего отца, кстати, звали Соломоном Лазаревичем, а деда — как меня, — Лазарем Соломоновичем. И так до самого истока нашего генеалогического древа… Ну, прощайте же!
Ученый устало взмахнул свободной рукой и, не оборачиваясь, пошел в сторону аэробуса, одиноко маячившего на взлетной полосе.
