Никитин отпил из стакана вина. Похвалил:
— Цимес!
На следующий день Мослаков с Никитиным пошли вместе в контору, прозванную «медресе», расположенную в старом, еще царской поры особняке, обсаженном тенистыми кипарисами. Их принял чиновник, наряженный в парадный черный костюм и белую рубашку. «Как в похоронном бюро», — отметил про себя Мослаков.
Во рту у чиновника призывно поблескивали несколько золотых зубов. Он, доброжелательно улыбаясь, повертел в руках бумаги, протянутые ему офицерами, стал улыбаться еще доброжелательнее, еще шире.
— Кое-каких справочек не хватает, — сообщил он.
— Каких?
— Ну, к примеру, справки из вашего жэка, что у вас нет задолженности по квартплате.
— Во, блин! — не выдержал Мослаков. — У нас же квартиры отнимают. От-ни-ма-ют. Скоро, похоже, вообще потребуют, чтобы мы за них заплатили.
— Рад бы помочь, но не могу, — чиновник улыбнулся так, что у него стали видны сразу все зубы. — Иначе эту справку потребуют с меня!
Он умолк, давая понять, что аудиенция закончена.
Через два часа нужные справки лежали перед чиновником. Лучезарно улыбаясь, чиновник повертел их перед глазами, положил на стол, провел по ним рукой, будто утюгом.
— Это еще не все, — сказал он.
— Чего не хватает?
— Справки о том, что у вас нет задолженности по оплате электроэнергии.
— И газа тоже?
— И газа тоже, — с прежней подкупающей улыбкой подтвердил чиновник. Прижал руку к груди, там, где сердце.
Потеряли еще два часа, добывая нужные справки. Вновь появились в особняке.
В тенистом дворе невидимые в густых кипарисовых ветвях печально гукали горлицы. Солнце уже поползло к закату. Рабочий день чиновника заканчивался.
Выложили справки об оплате электричества и газа на стол.
— Ну что, теперь все? — с надеждою спросил чиновника Никитин.
Тот взял справки в руки, привычно повертел.
— Нет, еще не все, — с доброжелательной улыбкой, намертво приклеившейся к губам, произнес он, — еще далеко не все.
— Чего же не хватает? — в один голос произнесли Мослаков и Никитин.
— На телефонной станции побывали? — ласково спросил чиновник. — Не побывали. А побывать надо обязательно.
Пришлось тащиться на телефонную станцию. Но расчетная контора станции уже была закрыта — рабочий день окончился. Никитин затравленно вздохнул, у него даже в горле что-то нехорошо пискнуло, будто он целиком проглотил ракушку и та возмутилась, выругался…
До отхода бригады оставалось два дня.
Впрочем, в таком положении находились не только они — находилась вся бригада. За редким, естественно, исключением. Например, медик майор Киричук все предусмотрел и начал оформлять компенсацию за квартиру еще тогда, когда и приказа об отводе бригады не было, получил манаты, обменял их на доллары и сейчас сидел на чемоданах, довольно улыбаясь и жмуря глаза — он и в ус не дул, только поглаживал толстый бок своей жены Клары да прикидывал, какую квартиру купит себе на вырученные доллары, двухкомнатную или трехкомнатную.
Утром взяли справки на телефонной станции. Потом принесли бумагу о том, что воинская часть, в составе которой они служили, уплатила в бюджет города Баку дорожный налог — эту справку требовали от каждого сдающего квартиру, затем чиновник потребовал еще несколько заверенных печатью, с четкой подписью, формуляров, квитанций, справок, расписок, корешков и вершков, но и этого оказалось мало.
Чиновник сложил все это в папки — на каждого отъезжающего он завел по папке, не поленился — и сказал, улыбаясь еще более лучезарно и ярко, чем раньше:
— А теперь нужна еще одна бумага, последняя — из райисполкома. О том, что бывшая советская власть не имеет к вам никаких претензий.
И хотя райисполком не был закрыт, заведующий общим отделом, который выдавал справки, уехал на свадьбу к племяннику.
До отхода бригады из Баку остался один день.
На месте заведующего сидел благообразный старичок в больших летах — не менее ста годков, с лиловым сливоподобным носом и слезящимися глазами.
Был старичок небрежно выбрит, из носа, из ноздрей у него росли густые черные усы. В ответ на просьбу выдать справку он отрицательно помотал головой:
— Нэ могу. Это делает только завэдущий.
— Когда он вернется?
Старичок красноречиво приподнял одно плечо, потом его опустил и приподнял другое:
— Свадьба плэмянника бывает одын раз в жизни. Когда он вэрнется — нэ ведает даже сам Аллах.
Пришлось потревожить начальство. Через час нужные справки были выбиты. Вернулись к чиновнику. Тот удовлетворенно потер руки, прочитал справки и подшил их в папки: мослаковскую справку — в мослаковскую папку, никитинскую — в никитинскую.
— Вот теперь все в порядке! — чувствовалось, что эту фразу чиновник произнес с нескрываемым удовольствием: дело сделано.
— Ну что, имеем полное право получить наши манаты? — неверяще спросил Мослаков.
— Имеете полное право, — чиновник меленько, по-птичьи закивал. — Сейчас я вам выпишу кассовые ордера — пожалуйте к окошку.
— Неужто нам выдадут деньги? — голос Паши Никитина даже дрогнул от некого внутреннего потрясения.
— Выдадут, выдадут, — чиновник, выписывая кассовые ордера, даже кончик языка высунул от напряжения.
— Сегодня?
— А вот этого я не знаю. Кассой, понимаете ли, занимаюсь не я.
До отхода бригады оставалось несколько часов.
— Пожалуйте в кассу! — сказал чиновник, вручая им розовые, с плохо отпечатанными линейками и незрячим текстом бумажки. Улыбался чиновник широко и сердечно, были видны все его зубы, все до единого, даже золотые коренные пеньки.
Касса была открыта, в зарешеченном окошке виднелась милая мордашка с черными глазами-маслинами. Мослаков с Никитиным понеслись к зарешеченному оконцу кассы, будто к последней своей надежде, у решетки тормознули, сунули милой восточной девушке свои ордера.
Та посмотрела на них, как на последних идиотов: и чего, спрашивается, разбежались? Чего потеряли в кассе? Щелчком тонко отточенного лакированного ногтя отбила ордера обратно, произнесла неприязненно:
— Занимались бы лучше делом, чем носиться с этими паршивыми бумажками.
— Чего так? — опешили друзья-офицеры. — Какой-то подписи не хватает?
— Всего хватает. Кроме денег.
— Как так?
— А так!
— Когда будут деньги?
— Когда напечатают, тогда и будут, — собственный ответ показался девушке остроумным, она засмеялась.
— Вот блин! Давно я не чувствовал себя таким бараном! — Никитин выругался.
