Ира, подскочив к окну, дернула один шпингалет, затем другой, шпингалеты были хорошо подогнаны, смазаны, ходили вверх-вниз легко, без скрипа. Ира вздохнула облегченно — боялась, что не одолеет их, — обернулась на треск выламываемой двери.
— Шеф! — в третий раз проорал бас — в голосе его появились откровенно испуганные нотки, — тряхнул дверь так, что задрожал весь проем вместе со стеной. — Шеф!
Крик подействовал на лысого, он очнулся, завозился на полу, из приоткрытого рта на паркет вытекла розовая струйка слюны, образовала на полу крохотную лужицу. Иру от вида этой лужицы передернуло, по коже поползли мурашки.
Лысый открыл глаза и неожиданно проворным бревнышком покатился по полу к Ире. Та вскрикнула. После такого удара лысый не должен был подняться, но он, словно робот — этакий киборг из фильма, поднялся, навис над полом и сделал бросок к Ире. Вторично вскрикнув, та вновь врезала ему ногой по лицу. Лысый вытянулся, будто струна, едва ли не во весь рост, потом сжался и резко, как в драке, ушел вниз. Ира, нехорошо изумившись, опять ударила его ногой в лицо.
В последний миг лысый успел пригнуться, нога скользнула по влажному белому черепу; лысый, ухватившись за лодыжку, дернул Ирину ногу на себя.
Вскрикнув от боли, Ира нагнулась и ребром ладони врезала лысому в низ носа. Лысый ноги Иры не выпустил, хотя хватку ослабил, помотал головой. Ира, пытаясь освободиться, оттолкнулась от него свободной ногой, но попытка не удалась: лысый, продолжая слепо мотать головой, не выпускал ее.
Удержаться на весу Ира не могла, полетела на пол. Падая, успела подставить под себя одну руку, немного смягчила удар, зажмурилась от досады и боли, вскрикнула.
Потом она изогнулась и нанесла лысому удар ступней, тыльной ее частью, по скуле, голова лысого мотнулась, будто была подвешена на веревочке. Ира ударила второй раз, голова лысого вновь мотнулась, он застонал и, наконец выпустив лодыжку, с грохотом рухнул на пол.
— Шеф! — отчаянно орал, бился в дверь охранник. — Ше-еф!
Лысый застонал, перекатился по полу с одного места на другое, и Ира, увертываясь от его цепких рук, метнулась в сторону, с лету вспрыгнула на подоконник, а оттуда — в небольшой абрикосовый сад.
Деревья в саду были невысокие, с пушистыми кронами, с влажной, недавно политой листвой, от которой исходил сладковатый неземной дух.
Под одним из деревьев Ира остановилась, огляделась — надо было определиться, куда бежать, увидела невдалеке кирпичную тумбу — та была поставлена в угол забора, будто сторожевая башня, — понеслась к ней.
— Эй! — услышала она недалекий негромкий оклик, но на него даже не оглянулась и прибавила ходу.
— Эй! — раздалось более громко. Следом за окликом послышалось металлическое клацанье: это охранник передернул затвор. Другого, более опытного, более знающего человека это клацанье обязательно остановило бы, но Ира не знала, что это такое, и продолжала бежать.
— Стой! — выкрикнул охранник, но Ира, добежав до тумбы, с ходу, по-кошачьи ловко вспрыгнула на нее, запоздало подивилась необыкновенной легкости, с которой она взяла высоту, в ту же секунду рядом с ее ногой вспух красный едкий фонтанчик — в кирпич впилась пуля.
Выстрела она не слышала, он был беззвучным — у охранников лысого на пистолеты были навинчены глушители, — недоуменно оглянулась. Охранник, держа в вытянутой руке пистолет, похожий на фен с насадкой, бежал к ней.
— Стой, кому говорю! — вновь прокричал он.
Ире разом сделалось трудно дышать, блузка прилипла к горячему влажному телу, юбка предательски опутала ноги, она помотала головой и увидела, что насадка фена окрасилась в нежный зоревый цвет, а потом вспыхнула крупным розовым бутоном, будто диковинный цветок лотоса, который ей показывал Паша.
Она инстинктивно прижалась к тумбе. Пуля снова впилась в кирпич, красная пыль на этот раз поднялась высоко, попала Ире в глаза и в ноздри, мир мигом перевернулся и обрел странный красноватый цвет. Она испуганно дернулась, почувствовала, как из глаз ее вместе с тушью хлынули слезы, и в следующий миг соскользнула с тумбы вниз по ту сторону забора.
Яркая, освещенная ошпаривающим солнцем улица была пуста. «Ну хоть кто-нибудь появился бы на улице», — возникла у нее тяжелая, какая-то скрипучая мысль, осела неподъемным грузом в мозгу. Ей показалось, что время остановилось и она в этом времени тоже застыла. А вот охранник, который палил по ней из пистолета, — она еще не поняла, что это был пистолет, — несся по этому пространству, будто скоростная торпеда, и ощущение, что он скоро настигнет ее, вызвало у Иры обжигающий страх. От этого страха у нее даже ноги сделались ватными.
Но это только казалось ей, что ноги у нее сделались ватными, она продолжала пулей нестись по улице, на нее слепо и равнодушно поглядывали серые пыльные окна с толстых стен домов.
Ну хотя бы кто-нибудь появился на этой страшной пустынной улице, хоть один человек… Ни одного. Пусто.
Ира оглянулась. Охранник действительно бежал за ней — высокий, с грузными, налитыми опасной силой плечами и распахнутым от напряжения ртом.
За первым охранником бежали еще двое.
— А-а-а! — пронзительно закричала Ира, устремляясь вперед, споткнулась о кусок кирпича, чуть не упала. С ноги слетела босоножка, и Ира помчалась дальше хромая.
Улица по-прежнему была пуста. Ира до крови закусила нижнюю губу, почувствовала, что подбородок ей обожгло чем-то горячим.
— А-а-а!
Улица заканчивалась тупиком — серой, сложенной из бревен стеной какого-то дома, похожего на остатки старой крепости.
Если она остановится перед этой крепостью, не найдя в нее вход, то окажется в ловушке — охранник легко поймает ее. Она задышала, будто чахоточная, завертела на бегу головой, не зная, куда деться, пространство перед глазами поплыло, сделалось темно — Ира поняла, что попала в капкан. Но тут в страшной тупиковой стене открылась дверь и из нее густым потоком стали вываливаться люди. Это были туристы-иностранцы.
Громкоголосые, в цветных кепках, увешанные фотоаппаратами, уверенные в себе, они по плану экскурсии посещали старый купеческий двор с конюшнями, складами, подвалами, винными погребами и садом, который плодоносил уже сто с лишним лет…
Иностранцы вываливались из двери, будто колобки, — проворные, с румяными щеками и круглыми боками, их в несколько секунд на улице сделалось много-много, и Ира поняла, что она спасена…
Хоть и плыло у нее все перед глазами, и земля под ногами подрагивала, но Ира уже пришла в себя и, шествуя в толпе говорливых иностранцев мимо опешивших, беспомощно топчущихся на тротуаре охранников, засекла эмалированную бирку, приколоченную к воротам особняка, в котором она находилась в плену, там было написано: «Татьянин пер. № 7».
Ночи на море чуткие. Здесь замечаются всякие мелочи, даже самые малые — ведь пузырь, неожиданно вспухший перед носом сторожевика, может оказаться последним, что видит иной ротозей, стоящий на вахте. Корабль и людей на воде может погубить все: и свет, вспыхнувший ни с того ни с сего в морской пучине, и загадочная ветреная борозда, возникшая на поверхности воды, и резкий всплеск за бортом.
