Не обращая внимания на гранату, летевшую на «семьсот одиннадцатый», Мослаков присел на корточки перед пушкой, сдернул железную нахлобучку, прикрывавшую поворотный механизм, глянул на лоснящиеся от смазки шестеренки. Все в порядке. Странно, тогда почему не опускаются стволы пушки?
Свист гранаты нарастал. Спокойно, даже презрительно глянув в ее сторону, словно граната не представляла никакой опасности, Мослаков передвинулся на наружную сторону щита и понял, в чем дело.
Несколько пуль пробили насквозь кожух. В пробоины было видно маслянистое черное железо — оружейник обильно смазал поворотный механизм пушки, не пожалел «сала». Мослаков стянул железный чехол, увидел, что одна из пуль всадилась между шестеренками, даже чуть надломила зуб у той шестерни, что была побольше, и застряла в сжиме между зубьями.
Мослаков попробовал вытащить пулю пальцами, но попытка не удалась. Он стиснул зубы и вцепился в пулю ногтями — ободрал себе ногти, но с ней не справился.
Приподнялся, увидел, что Мартиненко закончил бинтовать Хайбрахманова и теперь сидел, безучастно опустив усталые руки между колен и запрокинув голову назад, к железной стенке бака. Глаза у Мартиненко были закрыты.
Он словно не слышал свиста настигающей сторожевик гранаты, вытянувшееся лицо его было бледным — Мартиненко не был похож на знакомого всем балагура и любителя розыгрышей, которого боялись даже офицеры.
— Мартиненко! — крикнул капитан-лейтенант. Ему показалось, что матрос мертв.
Мартиненко открыл глаза, по-боксерски выпятил подбородок.
Свист гранаты нарастал, он теперь вгрызался не только в уши — вгрызался даже в кожу, проникал в поры, запутывался в волосах, в корнях их, в складках одежды.
У Мослакова отлегло от сердца: слава богу, Мартиненко жив.
— Мартиненко, быстро в машинное отделение, — скомандовал он. — Принеси оттуда отвертку! Иначе они добьют нас быстрее, чем мы им ответим, — Мослаков вспомнил, что Мартиненко зовут Станиславом, и добавил просяще, совсем не по-командирски: — Быстрее, Стас!
Тот кивнул, на четвереньках прокатился по палубе и исчез. Хайбрахманов продолжал сидеть на палубе, вытянув ноги и плотно прижавшись спиной к металлической стенке. На свист гранаты он также не обращал внимания.
Капитан-лейтенант невольно отметил, что время остановилось. Ну, сколько может лететь сюда граната с «дагестанца»? Три секунды, четыре, пять?
Пять, и не больше, а такое ощущение, что с момента выстрела прошло не менее получаса.
Граната шлепнулась в воду в пятнадцати метрах от борта «семьсот одиннадцатого», взбила узкий оранжевый султан брызг и взорвалась. Над водой понесся черный клокастый дым. Несколько осколков достали до сторожевика, с грохотом прошлись по борту, один всадился в правый ствол пушки, взбил веер искр, соскользнул вниз, на металл палубы, завертелся, будто живой, у ног Мослакова. Хайбрахманов, сидевший у серой металлической стенки, дернулся и вскрикнул. Мослаков кинулся к нему:
— Что, Фарид?
— Задело… Снова задело.
Он ухватился одной рукой за плечо, сжав пальцы. Между ними проступило несколько капель крови.
— Вот е-мое! — у Мослакова с собой не было даже индпакета. Он выругался, оглянулся с надеждой, словно бы хотел увидеть прикрепленную к борту аптечку либо фельдшерскую сумку, застонал с досадою. Хотел было бежать в рубку, но не успел — на него свалился вымахнувший из-за угла Мартиненко.
В руке он держал отвертку с прозрачной плексигласовой ручкой.
— Товарищ кап…
Мослаков не дал ему договорить, перехватил отвертку.
— Стас! Фарида снова ранило! Дуй срочно в рубку за аптечкой!
Эх, Акопова бы сюда — медбрата, знающего что почем в медицине… но Акопова на сторожевике не было — остался на берегу: подошла пора дембеля — радостной штуки для всякого служивого.
Втянув сквозь зубы воздух, Мартиненко ошарашенно помотал головой и исчез. Капитан-лейтенант тронул Хайбрахманова пальцами: «Потерпи малость, сейчас тебя Мартиненко перевяжет» и переместился к пушке.
Обломок зубца Мослаков выковырнул легко, тот, поддетый отверткой, сам вывалился наружу, а вот пуля, мягкая, со сплющенной оболочкой, сидела в шестеренке прочно. Мослаков попробовал поддеть ее отверткой, раскачать, но не тут-то было. Мослаков приподнялся, проворно переместился к борту, глянул на солнце.
Из-под красных секущих лучей словно из зловещей плоти на сторожевик шли два катера. Третий, продолжая грязно чадить, оставался на месте. Капитан-лейтенант покосился на Хайбрахманова. Тот сидел в прежней позе, прижав руку к плечу и закрыв глаза. Мослаков вновь переместился к пушке.
Воткнул отвертку между зубьями, попробовал расшатать шестерни — не удалось, шестерни были насажены на ось мертво. Он попробовал вогнать острие отвертки в саму пулю, в свинец, отщипнул немного мягкого металла — крохотный кусочек, — бросил его под ноги.
Тем временем вновь подоспел запыхавшийся Мартиненко, прильнул к Хайбрахманову, начал стягивать ему бинтом плечо.
— Терпи, Фаридус, до свадьбы все заживет, — забормотал Мартиненко квело, сам не веря в то, что говорил, поморщился от сострадания к товарищу и, захватив открытым ртом побольше воздуха, резко выдохнул и продолжил свое бормотанье: — Терпи, казак, атаманом будешь!
Мослаков тем временем отщипнул от пули еще кусочек свинца, отбил его за борт, затем, закряхтев, перевалился через пушку, вцепился пальцами в торчок рукояти, подергал его в одну сторону, потом в другую, пробуя провернуть шестеренку… Не получилось. Надо было выковыривать свинец дальше.
Сердце колотилось громко, вламывалось в голову, норовя снести затылок, глаза выедал пот, Мослаков сопел, плевался, сипел, отползал к борту, привставал, вглядываясь вперед, — скоро ли они войдут в соприкосновение с хищными белоснежными катерами — и вновь с отверткой отползал назад, к пушке с заклиненными стволами.
Благополучно отковырнув отверткой еще два куска свинца, потом клок медной рубашки, потом еще небольшой клочок…
Если бы это делать дома, в Астрахани, на причале, нежась в шортах на солнце и обливая себя водой из шланга — это один коленкор, а здесь, под пулями — коленкор совсем другой. Мослаков застонал от досады, вновь вогнал отвертку между шестеренками, стараясь вытолкнуть остаток пули.
— Ну! Ну! Ну!
На носу сторожевика, задыхаясь и частя, по-собачьи затявкала скорострельная пушчонка. От этого тявканья сделалось легче. Балашов не растерялся, достойно встретил катера, похожие на хищных белобоких касаток.
Над головой у Мослакова просвистело несколько пуль. Он невольно поймал себя на мысли, что пригибаться надо было раньше.
У одного из катеров была срублена мачта — Балашов действительно оказался метким стрелком… Молодец, мичман!
В бок рубки всадилась струя пуль, взбила длинный сноп искр, несколько пуль, отбитых металлом, шлепнулись на палубу, заскакали резво и опасно. Мослаков дернул головой — показалось, что в череп воткнулось несколько гвоздей. Глянул встревоженно на матросов — не зацепило ли их рикошетом? Нет, не зацепило.
