Мослаков едва не застонал от досады, от того, что он оказался неспособен застрелить своего бывшего друга, от некой внутренней квелости, которая в конце концов погубит его.
Неожиданно он услышал едва приметный, какой-то мышиный шорох сбоку, и в ту же секунду в голове у него взорвался тяжелый красный шар. Пространство перед глазами сделалось красным, в нем мигом утонуло все: и море, и плавно раскачивающийся горизонт с прилепившимися к нему черными щепками — катерами, и огромное, сочное, похожее на разрезанный арбуз солнце, и Никитин с его жутковатой мертвой улыбкой, прочно припечатавшейся к лицу.
Мослаков вздохнул и, не выпуская из руки автомата, развернулся на сто восемьдесят градусов и упал на палубу.
Он умер мгновенно.
В ту же секунду из-за огромного вентиляционного раструба, снабжающего машинный отсек свежим воздухом, поднялся потный широколицый мюрид в тюбетейке, привычно дунул в дымящийся ствол пистолета.
— Спасибо, Фикрят, — поблагодарил его Никитин. — Хоть крови этого придурка у меня на руках не будет.
— Болтает все, болтает, — Фикрят не удержался, плюнул на Мослакова. — Болтун! — тут мюрид настороженно вытянул голову, пригнулся, повел подбородком назад. — Пора из рубки выковырнуть этого попугая, хватит ему рулить. Ты, шеф, иди по левому борту, я — по правому, а потом — в броске…
Договорить Фикрят не успел — автоматная очередь подбросила его в воздух, он тяжелым кулем пролетел метра два и упал на край вентиляционного раструба, раскинув руки в стороны, будто определился на просушку. Из открытого рта мюрида на серое крашеное железо, как вино из кувшина, полилась кровь.
Никитин растерянно прошил короткой очередью пространство перед собой — не сразу сообразил, что произошло, откуда пришли пули, дернулся, уходя вниз, в укрытие — его надежно мог прикрыть металлический бортик. Но запоздал: автоматная очередь достала и его.
Автомат, который он держал в руке, железкой взметнулся в воздух и солдатиком булькнул в воду. Тело Никитина затряслось, словно его подсоединили к открытому электропроводу, лицо исказилось от боли, он вытянул перед собой руки, будто хотел упереться ими в пространство и удержаться на ногах, и так, с вытянутыми руками, грохнулся на палубу.
Из-за рубки с автоматом в руке вывернул мичман Овчинников, следом — Мартиненко. Овчинников зорко огляделся, проверяя корабль, — не свалится ли еще какой-нибудь хунхуз на плечи, но больше никого не было и он облегченно опустил автомат:
— Кажись, все.
— Все, — эхом отозвался матрос Мартиненко.
Мичман вздохнул и, увидев лежащего рядом с Никитиным Мослакова, заохал, кинулся к капитан-лейтенанту.
— Паша… Паша… Паша…
Перевернул Мослакова на спину, глянул в спокойные, неподвижно смотревшие на него глаза и, все поняв, опустил голову.
Подбородок у мичмана задрожал мелко, обреченно, на нем повисло несколько мелких, неосторожно выкатившихся из глаз слезинок.
— Ах, Пашок, — вздохнул мичман.
— Ну что, дядя Ваня? — Мартиненко перегнулся через плечо мичмана. — Жив командир?
Мичман вздохнул глубоко, было даже слышно, как внутри у него что-то заскрипело. Он стер рукой слезы с подбородка.
— Нет.
— Как же так, — Мартиненко растерянно заскакал вокруг мичмана, — как же так? — Метнулся в одну сторону, потом в другую. Застонал. — Как все просто, оказывается, бывает. Жил человек, и нет человека…
— Просто, — Овчинников согласно наклонил голову, проглотил слезы, скопившиеся комом у него во рту. — Очень просто. — Щека у него задергалась. — Эх, Пашок, Пашок!
Мичман закряхтел, опустился на палубу рядом с капитан-лейтенантом, помотал головой неверяще.
— К нему из Москвы такая девчонка приехала… — Овчинников вновь помотал головой, — такая девчонка! Две недели наш командир не дотянул до свадьбы.
— Может, он жив? — с надеждой произнес Мартиненко. — Только без сознания находится… А?
— Нет, — Овчинников отрицательно мотнул головой, закашлялся, — как это ни горько — нет.
Он приподнялся, подхватил Мослакова под мышки и оттащил в тень рубки.
Потом сделал рукой вялый гребок, подзывая к себе Мартиненко:
— Помоги мне, сынок!
Вдвоем они вытащили из рубки мичмана Балашова, положили рядом с капитан-лейтенантом. Мичман стер ладонью пот со лба, проговорил потерянно:
— Вот. — Повторил машинально: — Вот. — Поймав жалостливый, словно выжженный изнутри взгляд Мартиненко, добавил: — Вот такие мы понесли потери.
— А раненые? — неожиданно спросил Мартиненко.
— Раненые — не мертвые, раненые не в счет. — Овчинников еще раз стер пот с лица, глянул на корму, за которой болтались упрямые чумазые коробки «дагестанцев», выругался: — Суки!
— Сейчас опять начнут стрелять.
— Не начнут. Пока к нашим бортам пришвартованы два катера — не начнут, — взгляд мичмана сделался озабоченным, он засуетился. — Катера надо немедленно обследовать. Если есть оружие и документы — забрать на корабль.
— А трупы? — Мартиненко пальцами проскреб по щеке. — Как с трупами быть?
— С какими трупами? — мичман непонимающе сморщился.
— Налетчики скоро вонять начнут, тогда на корабле невозможно будет находиться.
Мичман махнул рукой.
— До Астрахани не стухнут.
Овчинников проворно боком, будто краб, переместился к рубке, глянул на стрелку компаса, тронул Ишкова за плечо:
— Еще немного продержаться, сынок, сможешь?
— Смогу, — лицо у Ишакова было бледным, на крыльях носа выступил пот, руки подрагивали. — Сколько надо, столько и смогу.
— Чувствуешь себя, сынок, как?
— Слабость сильная одолевает, — пожаловался Ишков, — все время ведет в сторону. То в одну, то в другую.
— Это бывает… Пройдет, — мичман сделал подбадривающее движение. — До свадьбы все заживет. А раненый наш как? Фарид который… Татарин. Жив?
— Жив.
— Хорошо, — одобрил мичман.
— Эти лихие кавказские скакуны нас не догонят? — Ишков поморщился от боли, повел головой назад, за корму.
— Не боись, родимый. Не догонят и не съедят, — успокоил его мичман, — для этого им надо поменять винты.
Ему важно было поддержать Ишкова, ведь тот первый раз в жизни попал в такую передрягу, испугался — это было видно по его бледному лицу, по истончившимся побелевшим губам, по тревожному взгляду, хотя в общем Ишков был молодцом, не скис, не сдался, пытается бодриться. Мичман делал то, что десять минут назад делал Мослаков. Когда еще был живым…
А положение у сторожевика было непростое — связи нет, от радио остались одни ошметки, стекляшки с железками да противный дымок. Аварийная связь не работает, она также разбита вдребезги, на борту — двое убитых, Ишкову с Хайбрахмановым нужна срочная помощь — для этого надо вызывать санитарный вертолет, хотя вертолет вряд ли придет, по нынешним временам это вещь баснословно дорогая. Командир погиб, корабль пропитался кровью.
