— Что ты все про Москву да про Москву… Давай про нашу Пальмиру…
Послушаю, как это выглядит с противоположной стороны…
— Не будь горячим, как жидовский борщ… Журналиста Холодова, думаешь, почему завалили? Он про Чучково писать собрался. Там на базе спецназа ГРУ наемных убийц готовили. Там же члены «АУМ-Синрикё» в стрельбе упражнялись… А Солоник кто? Бывший спецназовец! Как работал, а? Обойму с полста шагов в пятак всаживал! И вдруг — раскололся, как петух сраный. Квантришвили взял на себя, Калину, Бобона, Глобуса. Соображаешь? Это же все не последние люди. За каждым кто-то стоял. Посуди сам: Отари Витальевич председательствовал в Фонде социальной защиты спортсменов имени Льва Яшина, а Витя Калина — то ли внебрачный, то ли приемный сын самого Японца! Знаешь, что за такие признания бывает? И что, просто так он их «сделал», никто ему не помогал, не подводил, не прикрывал — сделал, и все, а потом на первом же допросе «колется», чуть не хвастается? И все-все молчат? А потом Солоник благополучно смылся из «Матросской тишины» с конвоиром Меншиковым? Что за конвоир, знаешь? Его же специально для этой цели внедрили в тюрьму и поставили дежурить в девятый корпус…
— Да ну?
— Точно, я тебе говорю! Посуди сам: как бы этого блядского Солоника на побеге не замели, если в «Матросской тишине» кругом сигнализация, видеокамеры, прослушивающие устройства? Я тебе скажу — как. Именно в тот день почему-то отключили все мониторы и сигнализацию! Понял? Да что сигнализация! Еще за две недели под окна его камеры вагончик мягкий подогнали. Чтобы не ушибся, мент поганый… И кто, по твоему, такое сделать мог? Братва? Да не родилась еще такая братва… Ничего, я тоже рвану отсюда. Или с этапа. И тогда наизнанку выверну всю эту ментовскую контору!
Наконец-то его мысли заработали в правильном направлении…
— В Питере эти сволочи тоже немало постреляли. По самым скромным подсчетам — Каратэ, Степаныч, теперь вот — Гичка… Кстати, не догадываешься, почему следователь так хочет разобраться, чья это волына?
— Не-а!
— Братва установила солидную премию для того, кто поможет вывести на след убийц. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но сейчас он уже бежит сдавать нам капитана Изотова!
Ха-ха-ха! Да, конечно, побежать к братве за премией — это на Перфильева похоже. Но, милые мои, не в наших правилах подставлять своих. Долго вам придется искать капитана Изотова из Приморского РОВД. Такого человека никогда не существовало. А его роль блистательно сыграл Миша Ермилов.
Кстати, удостоверение, которым он оперировал, не было поддельным.
17
…Перед выпуском в Балхаше у меня состоялся серьезный разговор с начальником центра, товарищем Ивановым. Наверняка это был псевдоним. Хотя Иваны Ивановичи Ивановы все же не редкость в нашем отечестве.
Разговор этот достоин того, чтобы восстановить его по памяти и привести здесь практически без купюр…
— Прапорщик Кривонос прибыл…
— Садись, Семенов… Что, забыл собственную фамилию?
— Так точно! (Я не знал даже, как обращаться к нему: полковник, генерал… Решил называть просто товарищем Ивановым. Или Иваном Ивановичем, как принято было в нашем узком кругу. Хотя и неудобно без разрешения, но смешно звучит: «Так точно, товарищ Иванов!»)
— Не кричи, Кирилл Филиппович… Я всякий официоз на дух не выношу. Давай поговорим, как два нормальных человека… Можешь называть меня Иваном Ивановичем.
— Попробую…
Ничего себе — два нормальных! Начальник диверсионного центра и сверхсрочник-головорез! Одного слова этого Ивана Ивановича было достаточно, чтобы пошел под воду мощный корабль или взлетел на воздух офис всемирно известной фирмы! А я кто? Один из многих тысяч рядовых исполнителей, которые по приказу взорвут или перекалечат что угодно или кого угодно — и от которых Ведомство откажется при первых признаках провала! А не дай бог, чем-то не угодишь руководству? Раздавят, как блоху, или, в лучшем случае, пошлют на верную гибель, — чтобы посмертно представить к высокому званию Героя…
— Значит, возвращаться домой ты не намерен?
— Так точно, Иван Иванович. Не горю желанием.
— Почему?
— Год назад был в отпуске. Любимая замуж вышла…
Я ни капли не соврал. Действительно, пока я в форме морского пехотинца колесил по бескрайнему Союзу и дальнему, как сейчас принято говорить, зарубежью, моя первая любовь, прелестное создание по имени Полина, обещавшая до гроба ждать своего «дьявола», успела выйти замуж за Руслана Шафигулина из параллельного класса и благополучно разродиться двойней. Впрочем, долго я не страдал…
Здесь следует признаться, что по отношению к женскому полу я всегда был довольно инфантилен. Может, в спецназ сознательно таких отбирают? Впоследствии я узнал, что так оно и было. Тех, кто был особо озабоченным по женской части, в наши войска не брали. А тем, кого взяли, фельдшеры специально подсыпали в пищу порошок, отбивающий охоту тесно общаться с женщинами, — чтобы вредные мысли от службы не отвлекали. Но узнал я об этом значительно позже, а тогда несколько переживал: да что это такое, ни одна баба не привлекает — а они изредка, но все же встречались, выходили мы все-таки за периметр гарнизонов. Особенно в Севастополе, а уж тамошние южанки-крымчанки котируются высоко. К своему полу, конечно, у меня тоже интереса не возникало. Что оставалось думать, если во всем остальном к здоровью ни у меня, ни у медкомиссий претензий не было?
— Встретишь другую, более верную… (похоже, о моем маленьком несчастье он знает!) Женишься, заведешь семью, — как ни в чем не бывало продолжал товарищ Иванов, совершенно не подозревающий о том, какие сомнения терзают душу одного из лучших его бойцов, такого черствого и бесчувственного с виду.
— Моя семья здесь, Иван Иванович. Крепкая мужская семья без предательств и измен…
— Я за тобой давно присматриваю, Кирилл. Ты достоин лучшей участи. Не только отбивать головы, но и мыслить умеешь, отлично учишься в Академии…
— Вот закончу ее, тогда подумаю, товарищ Иванов… А сейчас мне просто некуда возвращаться. Мать с отчимом в одной маленькой комнатке ютятся. С общей на четыре семьи кухней. Я им только мешать буду…
— Не дрейфи, Семенов, поможем!
— Что я буду делать на гражданке? У меня ведь и профессии никакой нет!
— Будет, за это не переживай… — сказал генерал с некоторым нажимом.
Я понял. Любая просьба или пожелание руководства для военного человека — приказ. Тем более в такой таинственной структуре, как наша. Поэтому я почел за благо прекратить упираться и твердо дал добро:
— Надо — значит надо! Собирать вещи?
— Горяч ты, парень! У нас с тобой впереди еще почти три месяца регулярного общения. Для новой работы придется подучиться. Пройдешь усиленную доподготовку по новой специализации. В группе вас будет всего четверо. Даже кличку придется забыть. Ты просто «Второй» — и все!
