— Где-где, в Шувалово! У черта на куличках…
— Моя «бээмвуха» — в твоем распоряжении.
Спускаемся вниз. Садимся в машину. Мигом вылетаем на Кировский, пардон — Каменноостровский, и на бешеной скорости мчим в северном направлении.
Оба молчим. Я думаю о бесполезности этой затеи, Олег, скорее всего, — о том, что зря занялся чужими проблемами, лучше бы сидел спокойно в своей Москве и писал немеркнущие строки…
Напрасно я так о товарище. Он бескорыстно согласился помочь мне. Я тронут. И признателен ему до мозга костей. Не дай бог, в его сторону полетят пули — не задумываясь, остановлю их собственной грудью!
Доехали быстро. Сразу же нашли обычную панельную девятиэтажку, в пахнущем мочой лифте поднялись на шестой, позвонили в пятьдесят восьмую квартиру.
Дверь открыл сухонький старичонка в грязной майке и пожеванной папироской в зубах.
— Вам кого?
— Частное бюро расследований (это звучит не так отталкивающе, как «милиция»).
— Чего надо?
— Может, в квартиру пустите? — «ненавязчиво» напрашивается Вихренко.
— Входите!
Господи, как все здесь запущено! А запах-то, запах…
— Что, нос забивает? — догадался хозяин.
— Ага, — с ехидной улыбочкой на устах соглашается Олег.
— То-то же… Лучше бы в подъезде побеседовали, а?
— Точно! А чем это так воняет?
— Я столярничаю. Клей варю по старинному рецепту. Из прошлогодних каштанов…
— Ну и гадость! — вырвалось у меня.
— Вы что же, до сих пор из-за Ваньки шастаете?
— Да.
— Так я ментам все как на исповеди выложил: знать ничего не знаю.
(Чистая правда — мы читали милицейские протоколы.)
— У нас совершенно иные способы работы, — опять скалит зубы Вихренко. Чего это он улыбается, как майский месяц? Так ведь май на дворе! Тьфу, черт…
Потом я узнал, что его так моя реакция на запах развеселила. Никогда еще Олег не видел меня таким раздраженным. Смех и грех!
— Какие такие иные? — старик чуть попятился, быстро окидывая взглядом наши фигуры.
— Как частная организация мы финансово поощряем откровенность.
— Енто как понимать?
— Ответил на вопросик — держи рубчик. Новенький. Что-то интересненькое сообщил — пятерик. А может, и вовсе червончик. За какое-нибудь важное сообщение четвертной полагается. Рыночные отношения, понимаешь ли, — забавляется Вихренко.
— Так я вас разорю в считаные минуты, — рассмеялся с явным облегчением старик. — Начинайте, спрашивайте…
— Кем Иван вам приходился?
— Племянником. Гони рубчик!
— Молодец, усвоил, — Олег протянул в дрожащие руки новенькую купюру. — Поехали дальше. Где живут его родители?
— В Калининской области. Еще один!
— Что это за парня вместе с ним у больницы грохнули?
— Не знаю!
— Ответ не оплачивается.
— Стойте. Я действительно не знаю, как его зовут!
— Но ведь лицо его вам знакомо?
— А то как же. Это приятель моего племянника, вечная ему память. Он да Степка из Весьегонска частенько к нам наведывались… Здеся и ночевали!
— Это уже развернутый ответ, — поощряет Вихренко. — Он оценивается в пятерку. Держи, как тебя величать-то?
— Григорий Терентьевич!
— Так, Терентьевич, ты у них часом оружия какого не видел?
— Не-а. Но, думаю, было у них оно…
— Точнее, подробнее…
— Прятали они все время чегой-то под подушки, когда спать укладывались… — сообщил старикан и протянул руку за следующим рублем.
Вихренко чуть посомневался, но заплатил и спросил:
— Сколько у тебя комнат?
— Две. Обе изолированные. Снять желаете? — на этот раз старикан руку не протягивал, уловил, наверное, что вопрос расследование не продвигает.
— Нет. Они в которой жили?
— Во второй.
— Никто в ней не рылся? Милиционеры, друзья?
— Нет!
— Кирилл Филиппович посмотрит комнатку-то?
— Пускай. Жалко, что ли? Из коридора — направо. Деньги кто давать будет за поглядку?
— Он. Конечно — он. Если найдет что-нибудь интересное, — расплылся в улыбке Олег.
Оказавшись в коридоре, я поспешил рвануть на себя дверь в другую комнату, но все равно тошнотворный запах успел ударить в нос. Эх, противогаз сюда бы!
…Осмотрел все тумбочки, перевернул матрас на кровати, на всякий случай заглянул под ковер. Нигде ничего. Хоть бы клочок бумаги!..
Возвращаюсь к мило беседующей паре. Как быстро они нашли общий язык! Перед стариком на столе — довольно внушительная кучка мелких купюр.
— Ну как, Кирилл Филиппович?
— Голо.
— Значит, финансовой прибавки Терентьевичу не полагается. Или ты (это уже ко мне) специально какой-нибудь вещдок припрятал, чтоб с деньжатами не расставаться?
И опять роскошная самодовольная улыбка. Издевается! Ну, ничего, главное, чтоб он получал от этого удовольствие!
— Чем они занимались, не знаете? — продолжал Олег.
— Нет.
— Уезжать никуда не собирались?
— Разве что в Весьегонск.
— А в Индию?
— Какая еще там Индия? У них паспортов закордонных отродясь не было!
— Что ж, спасибо, — Вихренко поднялся из-за стола, и старик с сожалением окинул взором свою кучу-малу. Фарт, видимо, закончился!
— Спасибо и вам, — Терентьевич деловито сгреб деньги в карман. — Приятно было побеседовать. Заходите еще, когда в наших краях будете.
— Нам теперь одна дорога — в Дели, за Степкой, — мрачно буркнул я.
— Это правильно, — обрадовался старик. — А то заладил: в Индию, да Индию… Он там сроду не бывал… А в Делях вы Степана завсегдась найдете!
Мы с Вихренком обменялись взглядами. Что это он несет? Но не просто же так…
— Ну-ка, Терентьевич, какие Дели ты имеешь в виду?
— Ясно какие. Нашенские. Мы все оттуда вышли!
Олег достал сотенную купюру, швырнул ее небрежно на стол и сказал одно-единственное слово:
— Выкладывай!
— Чего выкладывать? — не понял старик. — Я все уже сказал. Дели — это деревня наша. Теперича она затоплена. Рыбинским водохранилищем. А на берегу городок остался. Весьегонск называется. Калининской, теперь Тверской губернии. Знать надо географию родного края!
