5 числа при рассвете дня в виду Тарханова Кута, в расстоянии верст 30, ветер северо-западный, но неприятеля не видать, в 11 часу после полуночи показался и паки турецкий флот на румб север-север-восток, имев курс к Ак-мечетской пристани; поворотил я тотчас, пресечь курс оному, на румб север-север-восток, но во 2 часу отворотил он и направил плавание свое к югу; я сделал то же, пошел в параллель с оным под самыми малыми парусами в ожидании, какие будут его движения, но он держал в море и к покушению виду не показывал»
[140].
Итак, турецкий флот, ведомый Овчинниковым, «спасался бегством»… на север? У них что, все компасы поломались? Стамбул-то на юге. А вот мыс Тарханкут – это западная оконечность Крыма! Что же касается Ак-Мечети, то это нынешний украинский город Черноморское. Ай да турки – решили спрятаться от страшного «Ушак-паши» в Крыму!
Но почему у победителей турок графа Войновича настроение невеселое? 5 июля он послал письмо на корабль Ушакова:
«Друг мой, Федор Федорович!
Предвижу дурные нам обстоятельства. Сего дня ветр туркам благоприятствует, а у нас нет его, фрегаты упали под ветер. Если да приблизится он, то должно нам строить поскорее линию и приготовиться к бою. Если бы фрегаты не были так увалены под ветр, мы достигли бы гавань, но что делать, судьба наша такая, надобно делать все, что к лучшему. Дай мне свое мнение и обкуражь, как думаешь, дойдем ли до гавани.
Прости, друг. Будь здоров, а я навсегда ваш слуга Войнович.
P. S. Пошли к фрегатам, чтоб поднимались к ветру, да сам не уходи далеко, о чем да сам знаешь. [Фраза Войновича]
Помета
[141] Ф. Ф. Ушакова: Получено идучи от Козлова в виду Севастополя и неприятельского флота»
[142].
Далее вновь цитирую рапорт Войновича Потемкину: «6 числа ветер западный; турецкий флот в прежнем положении, в 5 часов утра пошел он под всеми парусами к югу и продолжал то же весь день; ветер был самый тихий, при захождении солнца находились от Херсонеса мыса в расстоянии верстах 18 к северу, турецкий флот отворотил и пошел в море.
7 числа турецкий флот скрылся из виду, пошел к западу, к румелийским берегам, я остался у Херсонеса мыса на реях, а поврежденные 4 фрегата послал в Севастопольскую гавань для скорого исправления подводной части, ибо в фрегате “Бериславе” нашлось 100-фунтовое каменное ядро, а другие пробиты 30– и 24-фунтовыми»
[143].
Чтобы избежать ложных обвинений в непочтительности к святому адмиралу и к старшему научному сотруднику института военной истории, предоставляю читателю внимательно перечитать все рапорты и решить, что было на самом деле: Ушаков побил турок и загнал их в Босфор или капудан-паша Эски-Гасан накостылял грозному «Ушак-паше» и старому пирату Марку Ивановичу и загнал их в Севастополь?
По приходе эскадры в Севастополь началась не менее серьезная баталия между Ушаковым и Войновичем.
При представлении к наградам Войнович не делал различия между кораблями авангарда и кораблями, которые даже не подошли к противнику на пушечный выстрел. Войнович представил к награде всех командиров кораблей и своего флаг-офицера Д. Н. Сенявина, которого, кстати, и послал к Светлейшему.
Ушаков не растерялся и послал свой рапорт к Потемкину, что, вообще говоря, было грубейшим нарушением субординации. Ушаков писал: «…я в награждение безо всякой притчины безвинно обруган, и приписано со всем несправедливыми и несходными поведению и делам моим словами всякое поношение чести, и тем причинил наичувствительнейшее оскорбление, и в болезни моей сразил жестоким ударом, ибо всякое дело с командующим почитаю я за величайшее в свете несчастие. Против командующих все защищения и доводы оправдания весьма трудны. Но бог, защитник справедливости, всевышним своим покровительством оправдывает меня непременно. Я во всех делах моих имею вернейшую на помощь его надежду»
[144].
Рапорт, и особенно ссылка на небесные силы, подействовали на светлейшего, и тот принял сторону Ушакова. За сражение у Фидониси Войнович получил орден Св. Георгия 3-й степени, а Ушаков – Св. Владимира 3-й степени.
«Разбитая при Фидонисии» эскадра Эски-Гасана 29 июля 1788 г. объявилась у Очакова в числе пятнадцати кораблей, десяти фрегатов и сорока пяти гребных судов. Лиманская флотилия не рискнула остановить турок.
Эски-Гасан высадил десант в 400 человек на остров Березань. По приказу Потемкина русская гребная флотилия отошла от Очакова. 21 октября 1788 г. капудан-паша перебросил с Березани в Очаков 1500 человек подкрепления. Присутствие турецкой эскадры на несколько месяцев отсрочило падение Очакова.
4 ноября Эски-Гасан ушел зимовать в теплые края. Перспектива вмерзать в лед у Очакова ему явно не импонировала. Кстати, часть русских кораблей рискнула остаться у Очакова зимой 1788–1789 гг., что привело к печальным последствиям – 42-пушечныый фрегат «Херсон» (с 1788 г. «Василий Великий») был раздавлен льдами и погиб, а 40-пушечный фрегат «Скорый» (с 1788 г. «Федот Мученик») 20 марта 1789 г., в ледоход, был унесен льдами и сильно поврежден.
Глава 5. Кампания 1789 г. На Черном море
Начало 1789 г. на Черноморском флоте ознаменовалось продолжением баталии между Ушаковым и Войновичем и рядом кадровых перестановок, произведенных князем Потемкиным.
Так, адмирал Н. С. Мордвинов был снят с должности старшего члена Черноморского адмиралтейского правления и отправлен в отставку, а на его место был назначен граф Войнович. 6 января 1789 г. Ушаков был назначен командующим Севастопольской корабельной эскадрой. При этом Войнович попытался определить к Ушакову флаг-офицером своего человека – капитана 1-го ранга И. Т. Овцына. Ушаков, естественно, протестовал и просил Потемкина убрать Овцына из Севастополя.
Между тем Потемкин считал главной задачей флота перевод новопостроенных кораблей из Лимана в Севастополь. Так, например, введенный в строй еще осенью 1787 г. 66-пушечный корабль «Владимир» в декабре 1788 г. вмерз в лед у Кинбурнской косы. 12 января 1789 г. его удалось освободить изо льда, и вместе с двухмачтовым крейсерским судном «Березань» он отправился в Севастополь. У мыса Тарханкут их встретила флотилия крейсерских судов, вышедшая из Севастополя, и благополучно ввела «Владимир» в Севастополь. В Севастополе вооружение «Владимира» было усилено постановкой двух 1-пудовых единорогов.
В Стамбуле же новый 1789 год начался с бунта янычар, которые 10 месяцев не получали жалованья. Русский посол Н. И. Бутаков, сидя в Семибашенном замке, ухитрился получать большой объем информации о положении в Константинополе и имел надежную связь с Петербургом и Ставкой Потемкина. Он писал Потемкину: «Взятие Очакова привело здесь не только турок вообще, но и известных наших врагов и завистников [то есть англичан, пруссаков и французов. – А.Ш.] в крайнюю робость. Султан, совет, большие бороды – плачут; все желают мира»
[145].
