– Мы развелись через год, – подытожила она свою семейную историю. – Екумович оказался плохим мужем. Бабник, жадина, грубиян. Одним словом, ненадежный человек. Я потом узнала: он ушел из милиции, работает в частной охране.
– Хорошо не в киллеры устроился. И такое, к сожалению, бывает. А ты, Галина, значит у нас музыкант?
– Я пока еще неплохо играю на баяне. И на аккордеоне.
– Так то ж замечательно! – воскликнул сияющий, будто выигравший внезапный приз, Маслаченко. – Почему никогда не признавалась, что ты у нас виртоуз… Или виртуоз?
– Ну, до виртуоза мне далеко. По возможности, баян стараюсь не забывать. Сижу иногда, пилю, если есть время.
– Аккордеон. Меня интересует аккордеон, – сказал майор, хищно прищурившись и сделав вертикальную морщину над переносицей. – У меня складывается удачный план. Галя, тебе придется срочно поступить в салон танцев… Аргентины… Или – как его?
– В салон аргентинских танцев, – поправила Галя.
* * *
Взяв с собой аккордеон Зинаиды Гавриловны Слепаковой, Сидорин и Рытьков ехали по переполненной автомобильными потоками столице. Нарушали, обгоняли, крутились, вертелись, стараясь сократить время движения, но это плохо удавалось. Наконец подъехали к «наркотическому» правоохранительному учреждению. Вошли, предъявили пропуска.
– Нам в лабораторию, – заходя, проговорил Сидорин. – К майору Голомбаго или к Тисману.
– Так это один и тот же, – ухмыльнулись пропускавшие.
– Майор один? А второй в каком звании? – придерживая аккордеон и не думая комиковать по поводу странной фамилии, спросил Рытьков. Однако Сидорин не стал выяснять, кто из требуемых им людей в каком звании. Быстро прошел по длинному коридору и открыл дверь. Окинул взглядом несколько застекленных отсеков, где сидели женщины и двое мужчин в белых халатах. Некоторые из сотрудников лаборатории корпели над микроскопами. Другие что-то делали с незнакомыми Рытькову, видимо, сложными приборами. Были и те, которые медленно листали бумаги. Навстречу встал невысокий полноватый брюнет с седеющими висками. Он оказался человеком приветливым.
– Я уже знаю, мне позвонили, – остановил представившегося Сидорина полноватый брюнет. – Токсиколог Голомбаго-Тисман, Вадим Борисович. Давайте ваш аккордеон. Попробуем выяснить, что в нем находилось, кроме приятных звуков. Катя, Эмма Григорьевна, – обратился токсиколог к сотрудницам, – подготовьте мне…
Дальше речь его пополнилась специальной терминологией, так что некоторые русские слова, втиснувшиеся между непонятными обозначениями реактивов, ничего не подсказали внимательно слушавшим операм.
– Надо бы побыстрее, Борис Вадимович, – попросил Сидорин.
– Вадим Борисович, – сказал токсиколог с двойной и очень редкой фамилией. – Постараемся. Ждите, уважаемые оперуполномоченные. Наша специальность есть тонкое искусство. А искусство требует жертв. И времени.
– Простите, – влез зачем-то в переговоры Рытьков, – мы по фамилии решили – вас двое…
– Двоится у нас в глазах после юбилеев, – сказал Голомбаго-Тисман и ушел. Не было его около получаса.
– Кажись, они тут спиртиком балуются. – Рытьков вздохнул. – Сейчас бы пива с солеными сухариками или… – Лучше с вяленым лещем. А у нас в Сибири коптят жереха… – начал Сидорин и сам себя сердито прервал.
Голомбаго-Тисман появился с официальным отчетом о проведенной экспертизе. За ним шла крупная девушка Катя, очень довольная результатами, судя по выражению ее щекастого лица. Она несла поломанный аккордеон Зинаиды Гавриловны.
– Всё обнаружили, – приветливо улыбаясь, заверил старший токсиколог. – Ваше начальство предположило совершенно правильно. У них развилась интуиция, нюх, как у спаниелей. А у нас научный подход. И абсолютно точно выявлено: в аккордеоне транспортировали героин и кокаин. За клавиатурой, в верхних отсеках, если их можно так назвать, героин, в нижних кокаин. Наркотики, наверно, были в маленьких полиэтиленовых упаковках. Однако мельчайшие частицы удалось найти.
– Нет, без балды, они спиртик принимают для бодрости. Видно же… И у девки морда красная, кирпича просит… – шепнул Рытьков, поднимаясь за Сидориным на другой этаж для получения виз на документы.
– Да иди ты… – раздраженно перекосил лицо капитан Сидорин. – Просто веселый человек этот майор Галимбого.
– Голомбаго, – вздохнул почему-то Рытьков.
– Ну да, Тисман. Хорошее настроение у него, не то что у нас с тобой. Бегаем, как бобики, за три копейки… – Сидорин одернул себя и замолчал.
Район учреждения, из которого они вышли, и институт Склифосовского находились сравнительно недалеко один от другого. Однако постоянные заторы, нарушения, пробки, даже кое-какие ДТП заставили оперов долго и занудно, раздражаясь и чертыхаясь, добираться до знаменитой больницы. Уже стемнело, когда они наконец поставили «Волгу» и вошли в тускло освещенный вестибюль.
– Уголовный розыск, – тихо сказал Сидорин, показывая удостоверение дежурному охраннику. – Узнайте, где лежит Слепакова.
Дежурный позвонил, выяснил и с готовностью сообщил.
Рытьков и Сидорин разделись в гардеробе, поднялись на лифте на пятый этаж. Обратившись к врачу, нестарой женщине, крашенной блондинке и вообще весьма привлекательной особе, они представились и попросили разрешения поговорить с Зинаидой Гавриловной.
– Рытьков, я зайду в палату, так сказать, плодотворно побеседовать. А ты сорганизуйся неподалеку. Присядь вон тут где-нибудь… На сестер и врачих зенки не пяль, ни с кем не заговаривай. Не вздумай знакомства затеять. Следи, как бы невзначай, за дверью. Вон та дверь, не перепутай. Понял?
– Понял, Валерий Фомич.
Сидорин быстро причесался, одернул халат и тихонько постучал. Никто не отозвался. Тогда врач с блондинистыми волосами отстранила его, приоткрыла дверь, высмотрела кого надо и сказала: «К вам». После чего впустила посетителя. Тем временем медсестра в распахнутом халатике, явно выставляя напоказ стройные ноги в туфельках на каблуках, продефилировала по коридору в обратном направлении. Рытькову она откровенно улыбнулась и подошла к врачу, проверявшей за столом истории болезни.
– К кому такие поздние? – спросила худенькая медсестра, небрежно встряхивая черными волосами и заглядывая через плечо.
– К Слепаковой, – рассеянно ответила врач и перелистнула страничку.
– А другой чего тут торчит?
– Не знаю. Займись делом, Юля.
Худенькая зевнула, отвернулась от своей красивой начальницы и пошла дальше по коридору мимо лифта, пока не оказалась, пройдя стеклянные двери, на лестничной площадке. Глянув по сторонам, вынула сотовый телефон, набрала номер.
– Это из Склифа. К ней пришли. Двое. Нет, помешать нельзя, врач разрешила. Надо было раньше думать. Доложи шефу. Я дежурю сегодня в ночь. Всё.
Она отключила телефон, поднялась по лестнице на один этаж и исчезла. Сидорин вошел в палату, где лежала Зинаида Гавриловна Слепакова. Увидел необычайно просторное и чистое помещение с непривычно высоким потолком и невольно подумал: «Да, строили в старину на совесть». Свет под потолком был потушен. Настольные светильники горели только рядом с двумя кроватями.
