– А… Помню, конечно. Вы откуда звоните?
– Из Магнитогорска. Я тут на гастролях. Играю в эстрадном шоу лилипутов.
– Чего? – удивился Сидорин. – Позвольте… почему – лилипутов? Вы же… высокая…
– Потом расскажу, при встрече. Я хочу поздравить вас с Новым годом, Валерий Фомич.
– И я вас поздравляю. И желаю… как это… творческих успехов. Вы у меня одна знакомая артистка.
– Я вам тоже желаю успехов… в том числе творческих.
– Ну, у меня творчество довольно кровоточивое. Правда, сегодня пока еще никого не убили. Не то выезжать мне придется для констатации и расследования. Или пошлют гоняться за каким-нибудь головорезом. Или вызовут на опознание трупа, или предполагаемого убийцы – сексуального маньяка, например. Или нужно будет вежливо беседовать с хитрым и увертливым преступником, которого защищает его богатство и положение. Такое вот творчество, между прочим.
– Это работа для сильного мужчины. Для настоящего воина, я считаю.
– Вы считаете? Без притворства?
– Конечно. А я тут грущу одна в гостинице… Почему-то вспомнила вас.
– Интересная девушка, музыкант, артистка… И одна? Не верю.
– Не смейтесь, Валерий Фомич. Мое африканское безобразие может привлекать только как экзотика, на десять минут. Но мне это не требуется. Еще раз поздравляю. По приезде позвонить вам… можно?
– Буду очень рад. Звоните обязательно, Таня.
Как было сказано, острота скорби по умершей Гале (в силу характерных свойств капитана Сидорина и его неординарной профессии) довольно скоро притупилась и погрузилась в туман. Но всё касающееся лиц, причастных к похищению, а также сдавших Галю преступникам (предатель Белкин), его волновало, искало физического выражения – то есть, разоблачающих и карающих действий.
Не имея пока применения в новогоднюю ночь, капитан Сидорин позвонил на Петровку. Надеялся, что его старый знакомый, такой же подвижник оперативно-розыскной службы, сегодня дежурит. И не ошибся: майор Метелин был на месте.
– Здорово, Толя, это Сидорин, – сказал Сидорин, связавшись с МУРом по городскому номеру. – Поздравляю тебя. Здоровья и удачи в будущем году.
– И тебя с Новым годом, Валера. Как там у вас?
– У нас тихо. А ты тоже без дела?
– Были мелочи какие-то. Драки, угон машин, пострадавшие от взрыва петард. Убийств еще не обнаружено. Отметили праздник? Я чуть-чуть коньячку хлебнул. Но вообще-то воздерживаюсь. Мало ли, проверка неожиданная нагрянет. А ты?
– Да вот с ребятами семисотграммовый флакон виски освободили.
– Молодцы, не стесняетесь. А что за виски?
– Шотландский, с каким-то названием. Забыл. Приволок один наш опер. Небось реквизировал где-нибудь, сукин сын. Так что мы действительно хорошо отметили. Зато вам зарплату дают вовремя. И звания присваивают быстрее.
– Ничего, и ты вот-вот майора получишь. Думаю, после праздников сразу. Как только начальство очухается, рассола попьет…
– Юморист ты, Толя. А я вот что хотел… Ты по делу директора филиала феминистского клуба Илляшевской в курсе?
– «Золотая лилия»? Так Илляшевскую же освободили. Прокуратура ее причастность к нахождению в клубе наркоты сочло недоказанным. Передали в суд дела непосредственных участников наркотрафика.
– Это-то мне известно. Я про второе задержание Илляшевской. В связи с похищением старшего лейтенанта Михайловой и перестрелкой, устроенной ее охранником…
– А, ну конечно, конечно. Было второе задержание. Слушай, чем кончилось с Михайловой?
– Умерла Галя. Она была наш молодой опер. Толковая, красивая. Очень жалко ее.
– Тяжелое ранение? Пытали, били?
– Да нет. Она оказалась сильно простуженной. Плеврит, что ли… Держали ее в подмосковной больничке, а помочь не смогли. В Москве, может, спасли бы… Я виноват, не проследил, сам маялся с плечом. Зацепили у Илляшевской, когда я примчался выручать Галю. Пальбу затеял один тамошний… – Сидорин нагромоздил несколько общеизвестных выражений, которые, тем не менее, совсем не обязательно здесь представлять.
– Как плечо-то? – Метелин из МУРа интересовался деловым тоном.
– Побаливает… А Галю похоронили.
– Н-да. Так ты спрашиваешь про Илляшевскую? Насколько мне известно, предварительное следствие и прокуратура не нашли в ее действиях преступных фактов.
– Как! А похищение людей с корыстными целями!
– У нее два адвоката. Борзые, наглые, знаменитые. Со связями, с мохнатыми лапами. Адвокаты утверждают, будто директриса пожелала срочно увидеть Михайлову из-за безнадежной любви. И как бы никаких корыстных целей, ни желания отомстить не имела. Только любовь, мол. Объясниться хотела. Короче, Илляшевскую освободили под подписку о невыезде. До суда дело это не допустят, несмотря на смерть Михайловой. Тем более, ты говоришь, умерла она от простуды…
– А наводчик Белкин? Барабанщик? Галин друг по муз-училищу?
– Его вроде бы запугал охранник из «Золотой лилии». Сейчас, подожди. Найду папку, посмотрю. – После паузы, в течение которой Сидорин нетерпеливо дышал в трубку, майор Метелин продолжил: – Тут написано, что знакомый Михайловой Белкин якобы не знал о готовящемся похищении. Ему сказали: с ней желают поговорить без последствий. Потому он и согласился. Вообще на допросе Белкин заявил, что у него были особые чувства к Михайловой, так как он находился с ней в близких отношениях.
– В близких? – помедлив, повторил Сидорин. – В каких близких?
– Ну… в каких, каких… Любовных, сексуальных…
– Ишь ты, я и не знал, – пробормотал капитан, внезапно ощутив внутри себя угловатую неловкость, граничащую с обидой. «А я думал…» – «А ты думал, она святая невинность и ждет не дождется твоего предложения…» – издевательски прервал другой, его же собственный голос.
– Вообще при дознании Илляшевская заявила… Это, учитывая ее, так сказать любовь к Михайловой… Значит, заявила… Вот…
– Что заявила? – с внезапным раздражением подогнал майора Сидорин.
– Зачитываю. «Проведя подробный поминутный анализ дня, в который произошло мероприятие милиции с целью обнаружения наркотиков в клубе “Золотая лилия”, я предполагаю, что убийство старшего охранника Екумовича совершила Михайлова прибывшая как музыкант к началу представления…»
– Ты гляди-ка! – саркастически воскликнул Сидорин, стряхивая с поверхности потемневшей души гниловатую блажь бессмысленной и глупой обиды. – Все «любящие» предали Галю! Дурочка, дурочка… Не предупредила меня. Потащилась одна, больная… К стукачу, подонку, известившему Илляшевскую с ее волкодавом. Эх, ма! Я бы им встречу там устроил… Да, ну что теперь, не вернешь. Спасибо, Толя, за информацию. Все-таки, кроме своих непосредственных дел, полезно знать: где, чего… Еще раз с праздником. Будь здоров.