По большому счету летняя кампания 1917 года на суше и на море вылилась для Антанты в гораздо большее разочарование, чем для стран Тройственного союза. Все-таки германцы выстояли, хотя планы рушились у обеих воюющих сторон.
Наконец-то летнюю кампанию Первой мировой войны на Западе можно без экивоков сравнивать с летней кампанией Второй мировой войны. В 1944 году союзники начали воевать с полной отдачей сил на основном европейском театре военных действий. Ожесточенные сражения в Мессине, под Ипром, Верденом, Изонцо вполне сопоставимы с сражениями союзных войск в Европе 1944 года. Итак, 4 июня 1944 года союзные войска вступили в столицу Италии – Рим. С 6 июня по 24 июля проходила главная операция кампании «Оверлорд» – высадка союзных войск в Нормандии. Через неделю немцы впервые обстреляли Лондон самолетами-снарядами Фау-1. 13 августа войска союзников вошли во Флоренцию. Через два дня, 15 августа, высадились в Южной Франции. 19 августа восстал Париж, и 25 августа французские патриоты его освободили, в город вошла французская армия. Остановимся пока на этом.
Прежде чем начать разговор о боевых операциях «Армии Свободной России» летом 1917 года, необходимо хотя бы кратко сказать, во что превратилась к этому времени некогда лучшая, на мой взгляд, армия Первой мировой войны. Временное правительство первого состава пало из-за «недостаточной революционности». В начале мая портфель военного и морского министра получил эсер Александр Керенский. Скоро он вообще возглавит кабинет. На мой взгляд, это одна из самых зловещих фигур не только 1917 года, но и всей истории России. Фигура недооцененная. Хотя многим он до сих пор представляется либо ярким романтиком революции, которого боготворил русский народ, точнее городской обыватель, либо зарвавшимся, одуревшим от невиданной популярности пустобрехом. И то и другое верно. Нам легко заметить его схожесть с Горбачевым и Ельциным, особенно первым. Но Горбачева с Ельциным история уже уверенно записала в разрушители Советского Союза, а значит, и могучей тысячелетней России. А вот Керенский, проживший необыкновенно долгую жизнь, так и не воспринимается всерьез. А ведь эта была ключевая фигура в свете борьбы за власть, исходя из его выкрутасов с Корниловым, Савинковым, Лениным, Советами и Ставкой.
Этот адвокат-демократ, возникший из ничего после дела о Ленском расстреле, несомненно обладал ораторским талантом, известным шармом, умением «предложить себя». Даже такой опытный и редко ошибающийся дипломат Палеолог очаровался им: «Молодой депутат Керенский, создавший себе как адвокат репутацию на политических процессах, оказывается наиболее деятельным и решительным из организаторов нового режима. Его влияние на Советы велико. Это человек, которого мы должны попытаться привлечь на свою сторону. Он один способен втолковать Совету необходимость продолжения войны и сохранения союза». А между тем, кроме трескучих фраз, самолюбования и пафоса за душой у «русского Дантона» ничего не было. Как и всегда бывает в смутное время, обыватель чумел именно от таких напористых краснобаев, носил их на руках и только что не молился. Особенно женский пол. Мы наглядно наблюдали такую картину с Ельциным. А Керенский 1917 года был на порядок по всем статьям выше коммунистического перевертыша. Горбачев же по сравнению с ним вообще пигмей. Тем опасней он оказался, особенно для воюющей армии. Все, что делал Керенский в армии и с армией в 1917 году, уничтожало ее на корню. Его предшественник Гучков все-таки понимал, на чем стоит и может стоять армия, военная организация. «Растерявшегося дилетанта сменил самоуверенный профан, – пишет А. Керсновский. – По своему происхождению, воспитанию и взглядам Керенский был бесконечно далек от армии и не имел – да и не мог иметь – никакого понятия о военном деле. Безмерно себялюбивый, самоуверенный и самовлюбленный, он считал себя героем русской революции, не имея к тому решительно никаких данных. Это был человек фразы – но не слова, человек позы – но не дела». Но, как всякий сугубо штатский человек, Керенский любил военную атрибутику, доклады, рапорты, парады, форму, боевые лозунги и прочую внешнюю армейскую мишуру. Солдатам часто нравятся такие говоруны и позеры. Так и кажется – орел!
Для начала этот «орел» перетасовал всю военную верхушку. Верховным главнокомандующим стал Брусилов – первый полководец русской армии в Первой мировой войне. Но в какое время получил он власть и над какой армией?! С этого момента и до конца дней своих Брусилов будет подвергаться жесточайшей критике со стороны не только противников, но и соратников, друзей. А уж то, что соизволил оказаться в рядах Красной армии, окончательно разрушит его репутацию в определенных кругах. А. Керсновский – прекрасный историк, но далеко не беспристрастный к многим персоналиям, пишет: «Пребывание генерала Брусилова на посту Верховного главнокомандующего оставило тягостное впечатление. Брусилов думал овладеть разнузданной солдатской массой, подлаживаясь под нее и угождая ей, стремясь войти в доверие “революционной демократии”. Он надеялся таким образом мало-помалу вернуть армию на путь воинского долга. Об искренности революционных убеждений генерала Брусилова, конечно, не могло быть и речи. Эта тактика разделялась очень многими старшими военачальниками. Она оказалась ошибочной и не дала решительно никаких результатов». Сам же Брусилов объясняется так: «Я был назначен верховным главнокомандующим. Я понимал, что, в сущности, война кончена для нас, ибо не было безусловно никаких средств заставить войска воевать. Это была химера, которою могли убаюкиваться люди вроде Керенского, Соколова и тому подобные профаны, но не я. Я вполне сознаю, что с самого начала революции я мог и неизбежно делал промахи. При таких трудных обстоятельствах, как война и революция в одно время, приходилось много думать о своей позиции для того, чтобы быть полезным своему народу и родине… Я не гений и не пророк и будущего твердо знать не мог; действовал же я по совести, всеми силами старясь тем или иным способом сохранить боеспособную армию». По-моему, убедительно.
Как бы то ни было, началась перетасовка военачальников всех степеней и рангов. Северный фронт принял вместо Рузского генерал А. М. Драгомиров с начальником штаба генералом Бонч-Бруевичем. Западный фронт – генерал А. И. Деникин с начальником штаба генералом Марковым. Юго-Западный фронт – генерал А. Е. Гутор с начальником штаба генералом Духониным. Румынский фронт – генерал Д. Г. Щербачев с начальником штаба генералом Головиным. Кавказскую армию вместо героя Эрзерума Юденича принял командир 2-го Туркестанского корпуса генерал Пржевальский. Любопытны и некоторые другие назначения. Так командующим знаменитой брусиловской 8-й армией стал генерал Корнилов, а 5-й армией начал командовать хорошо нам знакомый генерал Данилов. Но все эти назначения, как покажет практика, не приведут к значительным переменам в действующей армии и будут весьма кратковременны.
А что же сама армия? Армия разлагалась на глазах. Полковые, дивизионные и прочие комитеты практически полностью отобрали власть у командования. Командование, конечно, строило планы ведения боевых действий, а солдатская масса думала о своем: «В одной и той же дивизии сплошь да рядом один полк выносил постановление наступать, второй высказывался только за оборону – без германских принцесс Аннексии и Контрибуции, а третий, ничего не постановляя, втыкал штыки в землю и самотеком шел домой – в Тамбовскую губернию, до которой “немцу не дойти”. Последнее решение зачастую принималось через четверть часа по вынесении “единогласно и восторженно” резолюции воевать до победного конца. Этот сумасшедший дом преподносился ничего не смыслившим делегатам английских и французских социалистов как величайшее достижение демократии 20-го столетия». Ну не анекдот ли? А между тем это чистая правда. Тот же Брусилов с горечью отмечал: «К маю войска всех фронтов совершенно вышли из повиновения, и никаких мер воздействия предпринять было невозможно. Да и назначенных комиссаров слушались лишь постольку, поскольку они потворствовали солдатам, а когда они шли им наперекор, солдаты отказывались исполнять и их распоряжения. Например, 7-й Сибирский корпус, отодвинутый с позиций в тыл для отдыха, наотрез отказался, по окончании отдыха, вернуться на фронт, и объявил комиссару корпуса Борису Савинкову, что бойцы корпуса желают идти для дальнейшего отдыха в Киев; никакие уговоры и угрозы Савинкова не помогли. Таких случаев на всех фронтах было много».
