На море же в конце 1944 года союзники не просто доминировали, но полностью подавили противника. К примеру, 12 сентября английская авиация потопила-таки знаменитый немецкий линкор «Тирпиц». Соотношение сил американского и японского флотов к началу Филиппинского морского сражения говорит само за себя: авианосцы (США – 35, Япония – 4, то есть 8,8: 1), линкоры (12 и 9 соответственно, то есть 1,3: 1), эсминцы (144 и 35, то есть 4,1: 1), самолеты авианосные (1350 и 116, то есть 11,6: 1).
Авиация союзников просто размазывала по земле германские города, независимо от их оборонного значения. Командующий бомбардировочной авиацией Великобритании главный маршал авиации А. Гаррис, не смущаясь, заявлял: «Целью наших бомбардировок было остановить военное производство. Мы надеялись достигнуть этого с таким же успехом путем косвенного воздействия, то есть разрушением жилых помещений и жизненно важных учреждений, а также и путем уничтожения и самих заводов». Так называемое косвенное воздействие распространялось на неограниченные территории и объекты. Гуманисты и общечеловеки! Но это вопросы морали и двойных стандартов, а в целом дыхание победы на Западе осенью 1944 года чувствовалось сильнее, чем осенью 1917 года. Факт!
Восточный фронт после неудачных летних наступлений русской армии, последних в ее истории, впал в летаргический сон. С нашей стороны все поглотила развивающаяся вглубь революция, которая буквально ежедневно ускоряла движение России к перемирию, миру, окончанию ненавистной войны. Боеготовность фронта, да и сам он трещали по швам. В Берлине же и Вене воспринимали это с пониманием и нескрываемым удовлетворением. Россия фактически выходила из войны и уже никак не мешала принципиальной борьбе на Западе. В этих условиях последние германские наступательные операции на северном участке русского фронта и последние оборонительные сражения русской армии и флота в Первой мировой войне вызывают у исследователей интерес больше любопытными моментами, сопровождающими эти операции, чем их итогами. Речь идет о Рижской операции 1–6 сентября и Моозундской операции 12–20 октября 1917 года. Итог операций известен и понятен. Русские войска оставили Ригу, большую часть Прибалтики, а русский флот был выбит из Рижского залива. Ну что тут непонятного? И все же, все же.
Прежде всего, удивляет недоделанность, недосказанность в планах германского командования. Германцы в этой войне, даже решая тактические задачи, всегда ставили перед собой стратегические цели, в той или иной степени влияющие на ход войны в целом. Подготовку к наступлению на Ригу начали давно. Гинденбург позднее признается: «Мы уже в 1915 и 1916 годах строили планы о том, как мы прорвем эту позицию». Совершенно естественно было бы ожидать после тактического прорыва развитие наступления прямо на Петроград. Но Гинденбург сам же признается, что это затронуло бы не только военные, но и политические интересы России, а этого-то и не хотелось. У нас, признается Гинденбург, «возникают иллюзии о походе на Петербург. Откровенно говоря, я с большим бы удовольствием исполнил это… Однако мы должны были от этого отказаться, нам мерещился урок канонады Вальми, которая много лет назад снова спаяла разрозненные французские народные силы». Германцы никак не могли допустить нового сплочения русской армии и свели задачи Рижской операции к оперативно-тактическому маневру по окружению и уничтожению 12-й армии русских с овладением Риги. В ходе подготовки и ведения операции предполагалось проверить новые тактические новинки для будущих сражений на Западе. А. Зайончковский справедливо отметит: «Рижская операция германцев, руководимая генералом Гутьером, как известно, послужила опытом, на котором проверялись тактические положения, вошедшие впоследствии в инструкцию “Наступление в позиционной войне”, по которой германские войска готовились к наступлению 1918 года во Франции». Это многое проясняет в планах и действиях германского верховного командования.
Вызывает недоумение практически открытая подготовка операции такого масштаба и действия русского командования. А. Зайончковский пишет: «Подготовка наступления на Ригу велась германцами давно. Уже в начале августа летчиками было замечено, что германцы производят усиленные инженерные работы на левом берегу Западной Двины против Икскюля: в лесах были замечены многочисленные бивачные огни. Агентурные сведения и перебежчики указывали, что наступление противника ожидается в конце августа или в начале сентября». О наступлении знали и довольно точно в Ставке, штабе фронта и штабе 12-й армии, но особых средств усиления обороны не выделялось. Кстати, германцы знали, что русские знают об их планах, и тоже относились к этому весьма спокойно. Складывалось впечатление, что операция вообще пускается на самотек обеими сторонами и преследует не столько военные, сколько какие-то политические цели. Командующий 12-й армией генерал-лейтенант Д. П. Парский потом будет обвинен во всех мыслимых и немыслимых промахах и станет объектом весьма предвзятой критики многих исследователей. Почти все они отметят прежде всего тот момент, что армия Парского была самым революционизированным объединением русских войск с большевистским влиянием, а сам Парский якобы объявил себя эсером. Точного подтверждения этому нет, но совершенно ясно, что политические соображения имели существенное влияние на действия русского командования. Собственно, ни для кого не было секретом, что Верховный Главнокомандующий Корнилов, шантажируя Временное правительство, на государственном совещании 26 августа в Москве в открытую угрожал падением Риги и намекал на то, что откроет германцам дорогу к революционному Петрограду. Румынский посол Диаманди телеграфировал с совещания в Бухарест: «Генерал прибавил, что войска оставят Ригу по его приказанию…» Запомним эту телеграмму.
Еще большее удивление вызывает тот факт, что в 1917 году только под Ригой и Моозундом главные пораженцы – большевики агитировали и настраивали войска на решительную борьбу, стойкость. Не могу не привести некогда хрестоматийную цитату из сочинений В. И. Ленина: «…Помещики и буржуазия с партией кадетов во главе, и стоящие на их стороне генералы и офицеры организовались, они готовы совершить и совершают самые неслыханные преступления, отдать Ригу (а затем и Петроград) немцам, открыть им фронт, отдать под расстрел большевистские полки…» И солдаты, мечтающие о немедленном мире, откликнулись на призыв большевиков. Сложился удивительный и единственный за это лихое время симбиоз революционеров и контрреволюционеров для отпора общему врагу.
Но какими бы ни казались странными наступление германцев и оборона русских по Ригой, это была прежде всего боевая операция, которая готовилась и проводилась по законам вооруженной борьбы. Для наступления назначалась полнокровная опытная 8-я германская армия генерала Гутьера в составе 3-х корпусов и 2-х кавалерийских дивизий. Главный удар предполагался на узком участке севернее станции Икскюль с форсированием Западной Двины и дальнейшим развитием наступления в направлении Реденпойс, Хинценбарг Предполагалось окружение и уничтожение главных сил нашей 12-й армии в районе Риги. Три лучшие германские дивизии – 19-я резервная, 14-я баварская и 2-я гвардейская – несколько месяцев готовились к форсированию реки и атаке укрепленной позиции. Для огневой поддержки прорыва Гутьер сформировал специальную артиллерийскую группу под командованием лучшего практического артиллериста германской армии подполковника Г. Брухмюллера. А это 170 батарей (более 600 орудий и 230 минометов). Брухмюллер готовил артподготовку как внезапный, краткосрочный, массированный огневой удар, осуществляемый по заранее подготовленным данным на всю тактическую глубину обороны. Начинался огонь химическими боеприпасами для нейтрализации русской артиллерии. Вот и вся изюминка, которую стоит отметить во всей германской идее Рижской операции. «Рижская операция явилась первым опытом замены срывающей элементы внезапности длительной (несколько дней) подготовки более короткой (несколько часов), основанной на принципе огня по методу уточненной стрельбы и отказа от уничтожения неприятельской артиллерии в пользу ее нейтрализации путем массового применения химических снарядов».
