29 мая 39 французская дивизия после ожесточенных уличных боев оставила Суассон и отступила с укрепленных позиций. Сзади имелись только передовые линии укрепленного лагеря Парижа. Германская авиация присоединилась к дальнобойной артиллерии и начала ночные бомбардировки города. Невероятно критический момент. Клемансо отбивался от министров, вновь заговоривших об эвакуации кабинета в провинцию. Фош упрямо держался, выигрывая время. «Остро чувствовался недостаток живой силы», – скупо прокомментирует он в своих мемуарах тот трагический момент.
Людендорф продолжал гнать войска вперед. Как и было задумано, 30 мая он начинает второй этап операции вводом в сражение левофланговых корпусов 18-й армии и правого фланга 1-й армии. Особенно энергично шло наступление в южном направлении, где германские войска вышли на правый берег Марны, как и в незабываемом сражении 1914 года. Но темпы наступления были уже не те, что всего трое суток назад у 7-й армии. Случилось то, что и должно было случиться. Темпы подхода французских резервов стали выше темпов введения в сражение германских войск. Наступал кризис операции, ибо соотношение сил постепенно менялось в сторону союзников. Последующую неделю шли упорные, но затухающие бои по всей линии фронта, которые к 5 июня прекратились совсем. Немцы забуксовали, а французы выдержали, остановив врага на реймсских высотах и Марне.
Что же в итоге? Вроде бы победа. Да, германские войска полностью взломали оборонительную систему французских войск на фронте в 80 км и продвинулись вперед на 60 км с невиданным доныне темпом наступления 20 км менее чем за сутки. Такому темпу могли позавидовать и знаменитые в будущем гитлеровские танковые и моторизованные дивизии Гудериана. Но там танки, а тут пехота. Да, до Парижа оставалось меньше 70 км. Да, была достигнута цель операции – оттянуты с английского фронта резервы. Но главная стратегическая цель – разгром англичан наступлением во Фландрии так и осталась неосуществленной. Ради чего тогда городился весь огород? Ради чего такие жертвы? Союзники потеряли только пленными 55 тыс. человек, а всего 127 тыс., 650 орудий, более 2000 пулеметов. Германцы на треть больше. Вообще за аналитическими рассуждениями нельзя забывать сотен тысяч людей, погибших, покалеченных и плененных всего за каких-то две недели боев. Потери просто колоссальные!
Впрочем, Людендорф не считал операцию законченной. Как же, по плану третьим последовательным ударом на реке Уаза в направлении на Компьен должна была отметиться уже прославившаяся не только под Ригой, но и в Пикардии 18-я генерала Гутьера. К 9 июня у Гутьера имелись 21 дивизия и переброшенная с других участков артиллерия и минометы. Но и против него стояла вполне боеспособная 3-я французская армия в составе 15-и дивизий и 4-х танковых групп (160 танков). В любой момент ей на помощь могла прийти развернутая из резерва и вклинившаяся на правом фланге 10-я армия. Немаловажно отметить и завоевание союзниками к этому времени господства в воздухе. Германские самолеты не только прекратили ночные бомбардировки Парижа, но и терпели поражение во фронтовой полосе. К тому же подготовка атаки велась спешно, без соблюдения необходимых предосторожностей. Французская авиация четко доносила о передвижении германских войск на исходные позиции, а пленные дали точный день и час начала атаки. Так что преимущество в силах и средствах у германцев оказалось весьма незначительным. Что и сказалось на ходе всей операции.
9 июня в 00 часов 50 минут по уже знакомой схеме ударила германская артиллерия. В 4 часа 20 минут тоже по знакомой схеме поднялась пехота. Но все уже шло не так. Фош добился-таки от командующих войсками принятия своего принципа обороны. Прямо перед атакой основная масса войск отошла с передовой на вторую позицию, и германская артиллерия била практически впустую. Германская пехота по пустому месту быстро продвинулась на 10 км и оказалась всего в 7 км от Компьена. И тут совершенно неожиданно оказалась атакована. 4 французские дивизии при поддержке танков и многочисленной авиации контратаковали и оттеснили врага назад, наращивая силу удара. Это стало настолько неожиданно для Гутьера и Людендорфа, что уже 13 июня наступление 18-й германской армии прекратилось, не достигнув поставленной задачи. Важно отметить, что это была первая победа французов в 1918 году! Еще важнее – это был не звоночек, а колокольный звон, предупреждавший германское командование о наступающем кризисе всей их наступательной стратегии. Казалось, наступившая месячная оперативная пауза должна была остудить головы кайзеровских стратегов.
Но не тут-то было. Они в упор не замечали, а точнее замечали, но игнорировали очевидные изменения сложившейся стратегической обстановки. К выступам в Пикардии и во Фландрии прибавился выступ на Марне, что значительно увеличило общую протяженность фронта и требовало больших дополнительных сил (которых не было. – С.К.) для их удержания. Да сами эти выступы обеспечивали союзникам удобные исходные районы для контрударов по флангам германских войск. Непрерывным потоком во Францию прибывали американские войска, вооружение и военная техника. К началу июля их численность достигла 1 млн человек. А силы германской армии слабели на глазах. Сами же генералы вынуждены были в большинстве батальонов расформировать четвертые роты. Они с тревогой отмечали падение морального духа некогда несокрушимого германского солдата. 9 июля даже Людендорф вынужденно докладывал военному министру и кайзеру о растущем числе случаев дезертирства, проявлении трусости, открытого неповиновения командирам. Особенно этим грешили прибывшие из России и Украины войска, которых Брестский мир и русская революция развратили окончательно. Осложнилось и стратегическое положение всех Центральных держав после неудачного наступления австрийцев на Итальянском фронте. В этих условиях можно было думать только о прекращении всякой наступательной стратегии и о переходе к жесткой обороне на всех фронтах со спрямлением, всяческим сокращением линии фронта. Тысячу раз прав А. Зайончковский, который писал: «Казалось бы, наиболее правильным было вовсе отказаться от наступательных действий и добиваться сносных условий мира, так как ясно было, что победа Германии невозможна, а ее разгром неминуем».
Нельзя сказать, что в Германии не было трезвых голов. Уже знакомый нам статс-секретарь ведомства иностранных дел Р. Кюльман, имевший собственное мнение и по вопросу Брестского мира, 24 июня заявил в рейхстаге: «Войну нельзя закончить лишь чисто военными средствами». Но что тут началось. Публикация текста речи была запрещена, а имевшие на дипломата зуб еще со времен брестских переговоров Гинденбург и Людендорф добились его отставки. Сами они продолжали верить и настаивать на продолжении наступления, явно переоценивая результаты прошедших операций. К тому же они прибывали в полной уверенности о неспособности англо-французских войск к наступательным действиям в этом году, даже с помощью американцев. Именно до полного сосредоточения американских войск Людендорф «допускал производство еще одного удара, чтобы склонить к миру противника». Его поддерживал и давний патрон. Гинденбург в своих послевоенных мемуарах писал: «Ослабление, голод, “яд пропаганды”, внутренняя борьба в государстве, все это грозило привести Германию к гибели. Только военный успех мог дать выход из этого тяжелого положения. Я не только определенно желал с его помощью достичь счастливого конца, но и надеялся на это». Меня до сих пор поражает слепота этих вообще-то умных людей и талантливых, успешных военачальников. Людендорф, оправдывая себя, уверенно заявлял: «Условия для этого (наступления. – С.К.) были налицо – мы все еще находились в периоде наступления». Сие означало, что стратегическая инициатива находится в руках германцев. Но полководец такого уровня должен был видеть всю шаткость сильно пошатнувшейся конструкции. Последующие события покажут, что удерживать так фетишируемую стратегическую инициативу удастся всего три дня с начала организованного им нового наступления.
