Чуть свет Федор Кузьмич и Государь спустились к этому месту по длинной каменной лестнице. У лодки их поджидало двое монастырских послушников, но император отправил обоих назад с наказом поблагодарить архимандрита Агафангела за предоставленную добротную посудину.
– Конечно, не мое дело, Государь, – проворчал Федор Кузьмич, – только зря вы отправили послушников.
– Нам вдвоем легче будет, – отрезал царь. – К тому же тебе, казаку, управиться с лодкой не составит труда. Или обленился уже да забыл, что не всегда ты был царским камергером?
Федор Кузьмич ничего не ответил, усадил царя в лодку, оттолкнул посудину от берега, запрыгнул сам и сел на весла, будто бы всю жизнь только этим и занимался.
Солнце еще не показывалось из-за горизонта, но грозовые тучи над морем развеялись и бледнеющие звезды обещали скорое наступление нового осеннего дня. Расстояние до скалы от берега составляло не больше четверти кабельтова
[55], и казак-камергер быстро преодолел его.
Император принялся осматривать скалу, но в утренних сумерках ничего разглядеть не смог. Вероятно, не видно ничего было еще от поднимающейся над спокойным морем дымки. Такое иногда бывает на Черноморском побережье, особенно в конце осени. И только когда первый проблеск восходящего светила показался над горизонтом, висевшая недалеко от этого места утренняя звезда, будто бы отразила солнечный лучик, и тот на несколько мгновений осветил скалистый бок острова Явления.
Государь потребовал ближе подгрести к этому месту и почти сразу же утреннюю тишину прорезал крик восхищения:
– Гляди, Федор, гляди!
Федор Кузьмич послушно взглянул на скалу, куда показывал пальцем Александр Благословенный, но сперва ничего не разглядел. Однако всего через минуту его острые глаза различили выбитый на базальте символический знак восходящего солнца, раздвоенного посередине вертикальными линиями, уходящими под воду. Символический рисунок был выполнен у самой поверхности воды. Может быть, поэтому его еще никто не приметил.
– Так, – Александр хлопнул ладонью о борт лодки. – То, что мы ищем, должно быть под водой именно в этом месте! Надо нырять.
– Но я не хочу нырять в холодную воду, Государь! – взмолился Федор Кузьмич. – Да и что все-таки мы здесь ищем?
– В этом месте хранятся сокровища древних аланов, которые необходимо истратить на прославление Церкви Христовой, – пояснил император. – И нырять тебя никто не заставляет. Без тебя справлюсь.
– Что вы, Государь, что вы! – завопил казак. – Если желаете, я нырну, только скажите, что там должно быть?
– Нырять тебе не придется, – упрямо повторил царь. – Ибо сокровище будет дано только в руки избранному, то есть мне. Поэтому нырять буду я сам. Вот почему я не хотел брать с собой монастырских послушников. J'en ai le frisson que d'y penser
[56], если это сделает кто-то другой!
– Государь… – пытался было возразить царский камергер, но мысль его так и осталась неозвученной, поскольку жесткий взгляд императора наложил печать молчания на язык Федора Кузьмича.
Александр быстро скинул с себя мундир и остался в одном исподнем. Потом он попросил камергера подвести лодку ближе к скале, на которой был изображен символ, и нырнул в уже освещенную осенним солнцем воду.
Холодные брызги попали в лицо казаку, и он невольно вздрогнул. Потом достал из кармана большой клетчатый платок, вытер лицо и осуждающе покачал головой. Ему казалось, что ничего путного из затеи императора не выйдет, но Государь не любил, когда ему перечат, поэтому Федор Кузьмич решил не трогать и не торопить ход событий. Все равно долго в такой холодной воде царь находиться не сможет.
Так и получилось. Голова Александра показалась над поверхностью воды. Он судорожно схватился за борт лодки, но подниматься не стал. Более того, отдышавшись, император вдруг произнес:
– Мы на верном пути, друг мой. Там, похоже, подводный вход внутрь острова. Правда, вода холодная. Но я сейчас попробую все-таки нырнуть в эту пещеру и посмотреть, что там.
– Помилосердствуйте, Государь! – взмолился камергер. – Виданное ли дело, чтобы император Государства Российского какие-то клады высматривал?! Да и в пещеру-то нырять не надобно. Лихо не получится? Темно там! Тогда как назад? Пожалей меня, Александр Павлович!
Мольба казака была такой жалостной, что император даже улыбнулся:
– Ничего, не дрейфь, Федор Кузьмич! Мы с тобой чего только в жизни не повидали! – сказав это, Александр снова нырнул.
На этот раз его не было довольно долго. Федор начал беспокоиться и принялся скидывать с себя одежду, намереваясь отправиться вслед за царем на его поиски. Только купаться в холодной воде казаку не пришлось. Голова императора снова показалась над поверхностью моря чуть вдалеке от лодки. В несколько саженок Александр доплыл до посудины, перевалился через борт и затих на дне лодки.
Камергер кинулся к нему. Но поскольку ни полотенца, ни сухой простыни для растирки у него не было, то он решил разогреть императора старым казачьим способом. Федор Кузьмич вытащил из кармана походную фляжку, отвинтил крышечку и влил содержимое в рот императора. Тот закашлялся, вскочил и чуть не опрокинул лодку. Но все обошлось: Александр сел на корме и, держась рукой за грудь, недобро посмотрел на камергера:
– Что за гадость ты в меня влил, любезный?! От такой дряни сразу окочуриться можно!
– Фи, Ваше Величество, – пожал плечами камергер. – Что за слова: «дрянь», «окочуриться»? Вы в каких жидовских конюшнях таких слов нахватались? А во фляжке у меня настоящий донской самогон. Любого на ноги подымет! – Федор Кузьмич демонстративно отвинтил крышечку и приложился к горлышку фляжки. Затем крякнул, вытер губы рукавом и протянул фляжку императору: – Не изволите ли еще глоток для сугреву, Ваше Величество?
Государь осторожно взял фляжку, понюхал горлышко, но пить не стал. Видимо, запах у самогона все-таки претил вкусам императора. Он вернул фляжку камергеру и велел грести к берегу:
– Давай, Федор Кузьмич, давай греби. В монастыре нас игумен Агафангел и обогреет, и напоит, и накормит. Ты не представляешь, какую мы ему радость везем!
– Что вы там видели, Ваше Величество?
– Видел! Много чего видел! Представляешь, под водой действительно вход. Вход в подводный грот. И там светло! Свет проникает в грот через скальные трещины в двух местах. Грот небольшой. Но там на базальтовом полу свалены полуистлевшие ковры, золотые кубки, потиры и другая церковная утварь. Стоят сундуки, но в них я заглядывать не стал. Видимо, наследие из Византии, а не от греков.
– Почему из Византии? – поинтересовался казак.
– Потому что там много прекрасных икон в золотых окладах, – пояснил Государь. – У греков таких не было. Тем более у аланов. К тому же меня поразила одна икона, явно не православного толка. Там изображен святой с песьей головой! Такого не может быть!
