Новоприезжий не мог не удивиться, что игумен – глава монастыря – встречавший гостей у ворот, не пошел к трапезе вместе со старшей монастырской братией. И этот секрет был быстро раскрыт словоохотливым соседом по столу (монахи специально рассаживались среди гостей, выполняя роль хозяев). Игумен не должен был помышлять о еде, пока не проверил, как во всех трапезных палатах расселись и обеспечены едой служки и «детеныши» монастыря (взятые на воспитание сироты, которым монахи давали профессии), его работники по найму и по обещанию (они ели вместе), наконец, нищие, с которыми садился за стол и игумен. Впрочем, по рассказу монаха, игумен не прикасался и к трапезе нищих (к слову, весьма хорошей). Умерщвляя свою плоть, этот прославленный чистотой, бого– и человеколюбивый муж не ел ничего вареного, принимая только хлеб и теплую воду. Не желая, однако, вводить окружающих в соблазн непосильного аскетизма, игумен велел наливать себе воду в миску и хлебал ее ложкой, как бы трапезуя вместе со всеми.
По праздникам и летом, в условиях наплыва богомольцев, богослужение велось в главном соловецком храме – Преображенском соборе, где были захоронены мощи основателей монастыря святых Зосимы и Савватия. Посетителей не мог не потрясти этот самый мощный, а долгое время и самый высокий (выше Успенского собора в Москве) русский храм. Собор был поставлен на пяти высоких подклетах, где располагались хозяйственные помещения. На их прочных сводах возвышался громадный, суживающийся кверху, напоминающий цитадель храм с четырьмя угловыми башнями, как бы охраняющими центральный купол. В башнях помещались четыре храма третьего яруса: Семидесяти апостолов, Двенадцати апостолов, Феодора Стратилата и Иоанна Лествичника. Внизу к алтарю собора примыкал храм св. Архистратига Михаила.
Монастырские зодчие строили собор на века и «на вырост». Трепет охватывал богомольцев, входящих в храм площадью около 415 квадратных метров, своды которого, опирающиеся всего на два столпа, возносились ввысь на 17 метров. Неяркое северное солнце бросало причудливые пятна на строгие белые стены через цветные оконницы высоких окон, выходящих внутрь собора мощными расширяющимися нишами. Суровая простота, сочетающаяся с величием замысла и исполнения, делала собор незабываемым памятником труду русского мужика, памятником человеку, а не государству.
Монахи и работники, конечно, не ограничились двумя храмами. В неутолимом строительном порыве они возвели в кремле замечательную пятиглавую Никольскую церковь, соединенную через обширную залу с ризницей, а под полом имеющую погреба, украсили храмами лучшие места Соловецких островов. Богослужение в них осуществлялось священниками и дьяконами, назначенными игуменом. Были среди них и бывшие подьячие, и дворяне, и горожане, и холопы, крестьянские и стрелецкие дети. Впрочем, в монастыре и скитах не любили излишне длить службу – монахи и работники спешили угодить Богу общеполезным трудом.
Послушники и молодые монахи работали вместе с воспитанниками монастыря и наемными трудниками в многочисленных монастырских службах, обеспечивавших повседневную жизнь северной обители. Сотням обитателей монастыря надо было предоставить «всем всякую потребу из казны» – пропитание, одежду, обувь, удобное и чистое жилье, лечение. В равной мере это относилось к массам неимущих богомольцев, которых монастырь обеспечивал за свой счет. Следовало, наконец, должным образом принять и обиходить состоятельных паломников, вносивших свой вклад в монастырскую казну.
Переменяясь видами работ, соловецкие братья трудились во главе хорошо организованных и снабженных хозяйственных подразделений. В котельной палате, например, хранились котлы и другая медная посуда, выдававшаяся по надобности, поддерживавшаяся в должном порядке и опрятности. Поваренные, квасоваренные, хлебные палаты и т. п. готовили ежедневную еду и питье, рассчитывая на количество ртов и получая припасы из отдельных хранилищ. Две мельницы, одна с двумя, другая с одним механическим жерновом, должны были своевременно подать к печению ржаную и пшеничную муку. Требовались люди для руководства работой толчеи и подсевальни для круп, солодовой палатой, овинами, амбарами.
Чеботная казна содержала все необходимые материалы и инструменты для производства обуви в сапожной мастерской («швальне»). Запасы материй и мехов, ножниц, иголок и т. п. снасти обеспечивались портной казенной палатой, которой ведал старец-казначей, как и хранилищем сапожных материалов. Портной казначей, руководитель чеботной и рубашечной «швален» должны были быть предусмотрительными и умелыми организаторами. Кроме них, монастырю требовалось множество руководителей плотницкой, кузнечной, тесальной, лодейной казны, строительных и ремонтных артелей и т. д.
Многим «приказным старцам» (монахам на хозяйственных должностях) приходилось трудиться вне монастыря. Они руководили соляными варницами, морскими промыслами, сельскохозяйственными работами по всему Поморью, возглавляли соловецкие подворья в других городах, вплоть до Москвы. Приказчики, ключники, казначеи и руководители всевозможных артелей менялись обязательно, но не всегда скоро, потому что преемнику требовалось овладеть разнообразными хозяйственными навыками. Гораздо реже происходила смена лиц на должностях, требовавших помимо хозяйственной сметки глубоких специальных знаний.
Например, редко менялись книгохранители богатейшей соловецкой библиотеки – при этом каждый раз составлялась опись передаваемых новому лицу книг. Предметом особых забот братии был отлично организованный архив, содержавший в порядке тысячи документов, подтверждающих права монастыря. С каждого из них снималось несколько копий, которые тематически переплетались в книги. Подлинники документов хранились в монастыре и извлекались из специальных сундуков и коробий лишь по важнейшим случаям. Сам руководитель архива – «крепостной палаты» – работал с копиями и следил, чтобы копией необходимой документации были снабжены все «приказные старцы».
Легко было меняться на обслуживании больных в двух каменных соловецких больницах: практически все монахи могли исполнять богоугодную роль «братьев милосердия». А вот врачи и аптекари, собиравшие лекарственные препараты, изготовлявшие и применявшие «зелия лечебные» (в том числе на продажу) были практически несменяемыми специалистами. Часть монахов как основной работой или в свободное время занималась школьным преподаванием, уважаемых лиц назначали руководить профессиональным обучением (и одновременно воспитанием) детей, взятых монастырем на свое попечение. Мастера – монахи и миряне – занимались в особом помещении перепиской книг и изготовлением икон, предназначавшихся, как правило, для многочисленных богомольцев.
Приезжему было недолго разобраться, что, хотя все обитатели монастыря – и монахи, и бельцы-миряне – стремятся спасти свои души общеполезным трудом, люди на Соловках не равны между собой. Так, несколько десятков «приказных старцев» возвышались над массой монахов, а 12–14 соборных старцев вместе с общемонастырским келарем, казначеем и, наконец, игуменом составляли верхушку, сосредоточившую в своих руках основную власть. Власть эта не всегда была легка для подчиненных – провинившихся перед ней могли запереть или наказать плетьми. Нелегко было и попасть в соборные старцы, вносившие при пострижении в монастырскую казну сотни рублей.
