В соборно утвержденном служебнике «напечатано и клятвами страшными утверждено, как святейшему патриарху всюду именоваться», а именно: «Великий господин святейший кир Иоаким, милостию божиею патриарх московский и всея России». Но патриарх начал именовать сам себя по-иному, «яко же сам восхотел»: «Иоаким, милостию божиею патриарх царствующего великого града Москвы и всея России». Этот титул, более похожий на титул самодержца, использовался довольно долго, а затем, «возвышая свою честь, патриарх начал писаться так: великий господин святейший кир Иоаким московский и всея России и всех северных стран патриарх». Аналогичные изменения, основанные на чистом произволе, делались и делаются в церковной литературе. Иногда они менее заметны, иногда влекут за собой крупные ошибки и самые печальные последствия, тем более что церковные власти требуют не рассуждая почитать каждый новый текст как истину в последней инстанции. Медведев тщательно разбирает такие ошибки, особенно подробно останавливаясь на деятельности братьев Лихудов, раскрывая читателю их неблаговидные манипуляции с источниками и показывая, что в конечном счете все, на что хотели опереться противники, служит аргументом не в их, а в его пользу.
Ошибки при редактуре и искажения текстов – большое зло, но Медведев не был бы рационалистом, если бы не был уверен в возможности их в конечном счете исправить, заменив волевые приемы тщательным и объективным исследованием. Но в том-то и дело, указывал Сильвестр, что церковные иерархи вместо анализа рукописной традиции «только честью своей величаются и не хотят неведения своего людям ради себе стыда объявить, но только повелевают всем себя без всякого рассуждения… слушать!». Вот истинный камень преткновения для благочестия, вот что на деле вызывает смуты и «нестроение» в церкви. Что же благочестивее: отказаться от исследования и без раздумий повиноваться авторитетам – или продолжать поиски истины вопреки церковной власти? Для Медведева ответ ясен и не подлежит сомнению. Восстание против неправедной власти – будь то светской (как он писал в «Созерцании») или духовной (как написано в «Известии») – справедливо, подчинение ей – грешно. Мудрость дана человеку, чтобы видеть истину и не ступать на стезю лжи ни добровольно, ни по принуждению. Познание истины – непростой, зачастую тяжкий путь; оно требует знаний и приходит лишь к человеку просвещенному. Общество лишь тогда будет благочестиво и благоустроено «во гражданстве», когда падут препятствия на пути каждого его члена к «свободным мудростям» и люди, освещенные светом наук, смогут свободно испытывать истину, смогут «черно-бело знати».
Ныне в России не так. Ныне духовные власти «всегда, от всякой правды, против которой противиться не могут, защищаются Христовыми словами: “Слушающий вас, Меня слушает, и отвергающийся вас – меня отвергается”. А в чем подобает их людям слушать – того они не изъявляют и теми словами Христовыми неискусных человек в рассуждении неправедно устрашают. Подобает их людям слушать, – говорит Медведев, – в тех словах, которые согласны суть учению Христову и древних святых отцев писаниям. А новациям их, Христову учению и древних святых отцев писаниям и законоположению противным, весьма слушаться не подобает!».
Когда заходит речь о подавлении свободной воли, о навязывании народу «истин» силой и устрашением, медведевская ученая книга взрывается яростным протестом. Обстоятельные рассуждения сменяются беспощадным обличением власть имущих, которые и являются подлинными виновниками «смуты».
«Людям закон прописуют, – говорит Сильвестр о церковных властях, – и не творящих того связывают страшными проклятиями, а сами того творить не хотят. Что повелевают делать людям – то сами открыто и без всякого страха преступают. Увы такому от них соблазняющему народ преступлению! Но наибольший от них для народа соблазн, когда они сами себе и народу устанавливают нечто как древнее, а не новое, заповедывают это без всякого изменения во веки хранить – а потом сами же творить того не хотят и людям то делать запрещают, и что прежде утверждали себе и людям во спасение – потом сами же себе и людям объявляют в вечную душевную погибель.
А кто им говорит правду об этом непостоянстве, что они тем народ возмущают, – таких без всякого рассуждения проклинают, утверждаясь этими Христовыми словами: “Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня” (Лк. 10: 16)
[9]. И этими: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе» (Мф. 18: 18; см. также: Мф. 16: 19; Ин. 20: 23).
А как те Христовы слова древние святые отцы толковали – того они не читают и читать не хотят; ибо не о чтении упражняются, но о приобретении временных честей и богатств; и желание их не о том, чтобы много уметь, но о том стараются очень крепко, чтобы много иметь! И если кто из них и читает – тот или не знает, или, даже зная, соответственно делать не хочет, только власть свою на устрашение несмысленным людям как великую проповедуют, якобы они и самого Христа законодавца власти больше в этом имеют. И он якобы уже не есть ныне самовластен, но всю свою власть им отдал, и кого они свяжут или разрешат, если и по своим человеческим прихотям или страстям и неправедно, – а Бог праведный якобы той их клятве и разрешению всегда послушен и так по их хотению неправедному и творит!»
Такое архиерейское самомнение не только неверно по существу, но, по словам Медведева, разрушительно для веры как нравственной основы общества. «Если бы так было – то, подумай всякий православный, – зачем подобало бы людям Бога бояться, и не грешить, если бы тот всю свою власть вязания и разрешения дал архиереям и они по своему желанию кого хотят, хоть и грешника, своим разрешением в небо пускали, а кого хотят, пусть и праведника, своим связанием в ад водворяли? По такому неправильному толкованию без всякого божьего страха можно было бы людям грехи творить и весьма на одно архиерейское разрешение надеяться… И если бы столь неправедное и весьма бессловесное заблуждение людям принять, то им, архиереям, подобало бы честь и страх паче Божия воздавать, потому что они своей властью кого хотят – вечно спасают, а кого хотят – губят навечно. Если бы такая власть была им дана, то все архиереи своих мирских родственников, друзей и знакомых обогатили и своим разрешением в небо вселили. И потому бы только одни в мучениях оказались – которые бы родства с архиереями и милости от них, хоть и за истину, не имели. И еще: если бы им так Христос попустил, то всякий архиерей был бы законодавцем и кто как хочет – тот так по своей воле и постановлял бы. Сколько было бы архиереев – столько было бы законоположников, следовательно, и вер! А потому вообще полное беззаконие без страха Божия в мире творилось бы».
Разумеется, Сильвестр не ограничивается подобным общедоступным обличением и с трудами Отцов Церкви в руках подробно изъясняет, как следует понимать тексты Священного Писания, используемые церковными иерархами для устрашения верующих и укрепления своей авторитарной власти над их душами. Но раздражение ученого воздвигнутыми на него гонениями, а еще более – усердно разжигаемыми «мудроборцами» распрями в российском народе, начавшимся «раздором и мятежом», временами прорывается на страницы «Известия истинного». Так, справедливо указывая, что братья Лихуды по приезде в Москву не смогли представить правительству и патриарху всех необходимых письменных подтверждений своих слов (то есть постарались попросту преувеличить значение своих персон на Востоке), Медведев скатывается до приемов «мудроборческой» полемики. «Поэтому православным, – пишет он, – следует особо от них (Лихудов. – А. Б.) опасным быть и чинить крепкое и прилежное рассмотрение: первое, чтобы они не были от турок ради наблюдения и извещения подосланы; второе – чтобы они не были присланы от папы на смущение нашей православной веры». К счастью, Сильвестр не настаивает на своих подозрениях.