Естли правда, что планеты
Нашему подобны светы,
Конче (конечно. – А. Б.) в оных мудрецы
И всех пуще там жрецы
Уверяют бородою,
Что нас нет здесь головою.
Скажет кто: мы вправды тут,
В струбе там того сожгут.
Сожгут так же, как сожгли Джордано Бруно, говорившего об иных обитаемых мирах, как на Руси собирались сжечь книги, упоминающие о множественности миров. Не останавливаясь на этой горькой шутке, Ломоносов порицает духовенство оптом: духовное звание – это карьера, требующая лишь внешнего соответствия требованиям ведомства:
Естли кто не взрачен телом,
Или в разуме не зрелом,
Естли в скудости рожден,
Либо чином не почтен, —
Будет взрачен и разсуден,
Знатен чином и не скуден
Для великой бороды:
Таковы ея плоды!
Вслед за шуткой звучит настоящий гнев, обещание «заплатить» бородам за «невозможные» действия и защиту ложных мнений. Даже спустя более двух столетий через печатную строку видится, как Михайло Васильевич сжимает кулак, многозначительно помахивая им в сторону Синода:
О прикраса золотая,
О прикраса даровая,
Мать дородства и умов,
Мать достатков и чинов,
Корень действий невозможных,
О завеса мнений ложных!
Чем могу тебя почтить,
Чем заслуги заплатить?
Посвятив еще строфу роскоши духовенства, автор сатиры удовлетворенно констатирует, что теперь-то бороды будут хорошо расти, ибо, подражая крестьянам, он их хорошо удобрил:
Борода, теперь прости,
В жирной влажности расти!
{150}
К чести членов Синода нужно отметить, что они достаточно хорошо разбирались в поэзии, чтобы догадаться об авторстве «Гимна бороде» по стилю, не говоря уже о содержании. И вот, пылая благородным гневом и потрясая расчесанными бородами, синодальные члены отправились разбираться с Ломоносовым. По понятным соображениям они поначалу не хотели давать делу официального хода и, возможно, удовлетворились бы «раскаянием» автора. Вместо того чтобы вызвать Михаила Васильевича в Синод, они отправились на «свидание» с академиком. Чем оно завершилось – мы видели в начале рассказа.
Мы оставили Ломоносова в тот момент, когда он писал свой ответ Синоду. Не желая обращаться к его членам, он обращался сам к себе:
О страх! о ужас! гром! ты дернул за штаны,
Которы подо ртом висят у сатаны.
Ты видиш, он за то свирепствует (и) злится,
Диравой красной нос, халдейска печь, дымится,
Огнем и жупелом исполнены усы,
О как бы хорошо коптить в них колбасы!
Козлята малые родятся з бородами:
Как много почтены они перед попами!
О полза, я одной из сих пустых бород
Недавно удобрял безплодный огород.
Уже и прочие то (го) ж себе желают
И принести плоды обильны обещают.
Чего неможно ждать от толь мохнатых лиц,
Где в тучной бороде премножество площиц (вшей. – А. Б.)?
Сидят и меж собо(й), как люди, разсуждают,
Других с площицами бород не признавают (то есть староверов. – А. Б.)
И проклинают всех, кто молвит про козлов:
Возможно ль быть у них толь много волосов?
{151}
Комментарии здесь излишни. Ломоносов в полной мере излил свой гнев на «особо невежественное» духовенство, как охарактеризовал героев этих эпиграмм митрополит Филарет (Гумилевский). Этот просвещенный деятель церкви не усмотрел в «Гимне бороде» ничего предосудительного, из-за чего оно могло поднять «бурю против себя»: «А чего и ждать от тупых голов», – заметил Филарет, аттестовав таким образом членов Святейшего синода
{152}. Последние, однако, придерживались другого мнения и, получив в «подарок» от академика очередную эпиграмму (она, как и «Гимн бороде», подшита к синодальному делу), написали жалобу самой императрице, описав в ней свои обиды и злоключения. Вот текст этой жалобы, не публиковавшейся полностью уже более столетия:
«Всепресветлейшей, державнейшей, великой государыне, императрице и самодержице всероссийской, всеподданнейший доклад Синода.
В недавнем времени проявились в народе пашквильные стихи, надписанные “Гимн Бороде”, в которых не довольно того, что тот пашквилянт, под видом якобы на раскольников, крайне скверныя и совести и честности христианской противныя ругательства генерально на всех персон, как прежде имевших, так и ныне имеющих бороды написал, но и Тайну Святого Крещения к зазрительным частям тела человеческого наводя, богопротивно обругал, и чрез название бороды ложных мнений завесою всех Святых Отец учения и предания еретически похулил.
И когда, по случаю бывшаго с профессором Академии Наук Михаилом Ломоносовым свидания и разговора о таковом вовсе непотребном сочинении от Синодальных Членов разсуждаемо было, что оной пашквиль, как из слогу признательно, не от простаго, но от какого-нибудь школьнаго человека, а чают и не от него ли самаго произошел? И что такому сочинителю, ежели в чувство не придет и не раскается, надлежит как казни Божией, так и Церковной клятвы ожидать. То услыша означенной Ломоносов исперва начал оной пашквиль шилиски (издевательски. – А. Б.) защищать, а потом, сверх всякаго чаяния, сам себя тому пашквилному сочинению автором оказал, ибо в глаза перед Синодальными Членами таковыя ругательства и укоризны на всех духовных за бороды их произносил, каковых от добраго и сущаго (действительного. – А. Б.) Христианина надеяться отнюдь не возможно.
И не удовольствуясь тем, еще опосле того вскоре таковой же другой пашквиль в народ издал, в коем, между многими явными уже духовному чину ругательствы, безразумных козлят далеко почтеннейшими, нежели Попов, ставит, а при конце точно их назвавши козлами, упомяненную ему при разсуждении Церковную клятву за едину тщету вменяет.
Из каковых не Христианских, да еще от Профессора Академическаго, пашквилев не иное что, как только противникам Православный Веры и таковым предерзателям к безстрашному кощунству им Святых Тайн и к ругательству духовнаго чину явный повод происходит и впредь, ежели не изменится, происходить может.
А понеже, между прочими вседражайшаго вашего императорского величества родителя блаженный и вечныя славы достойныя памяти государя императора Петра Великаго правами, жестокия казни хулителем закона и Веры чинить повелевающими, Военнаго Артикула главы 18, 149 пунктом таковых пашквилей сочинителей наказывать, а пашквильныя писма чрез палача под виселицею жечь узаконено. – Того ради со оных пашквилев всеподданнейше вашему императорскому величеству подносит Синод копии (так!) и всенижайше просит, чтоб ваше императорское величество, яко Богом данная и истинная Церкви и Веры святой и духовному чину защитница, высочайшим своим указом таковыя соблазнительный и ругательный пашквили истребить и публично сжечь, и впредь то чинить запретить, и означеннаго Ломоносова, для надлежащаго в том увещания и исправления, в Синод отослать, высочайше указать соизволили.
